Старый Гарри Отсон спросонья дурно управлялся с телегой. Во рту у него все еще стояло горькое послевкусие выдохшейся лимонной настойки, которую он пригубил этим утром. Ну и как здесь, позвольте вас спросить, было не выпить, когда первое что тебе надлежит сделать поутру, так это доставить свеженького мертвеца в единственный во всем поселке склеп?
Да, Гарри подрабатывал могильщиком, во всяком случае именно это он говорил, когда слышал доносящиеся в свою сторону вопросы касательно своего рода занятий. Но вот правильнее было бы уточнить, что работа по доставке, подготовке и разгрузке мертвых тел была его основной, а вот подрабатывал то он как раз в другом месте. Он вел занятия по труду в местной вечерней школе, в небольшом поселке со странным названием Темеса.
Могильщик и учитель труда в одном лице — вот уж необычная комбинация, но так уж оказалось, что никого другого, желающего обучать детей заколачивать гвозди и полировать древесину, за те копейки что платили в местном учебном заведении не нашлось. Так и работал старый Отсон, заготавливая могилы, перетаскивая в них безмолвных окоченелых спутников, а ближе к пяти часам вечера полусонным голосом зачитывая лекции в школе, последнее — почти что на чистом энтузиазме. К чему такие сложности на старости лет? Что же, тут бы Гарри вам не солгал, одно полезно для кошелька, а второе для души.
Старик разминал затекшие суставы, аккуратно придерживая локтем телегу так, чтобы та никуда не укатилась. Телега у него была небольшая, вместить в нее было можно не больше двух десятков среднего размера арбузов, ну или несколько не очень-то пухлых тел. На этот раз в его повозке лежал всего один безмолвный спутник, да только такой длинный, что его ноги никак не умещались в кузове, то и дело задевая спину старика при перевозке. Происходило это потому что Отсон тащил телегу своими силами, удерживая оглобли руками. У старика попросту не было какой-либо животины что можно бы было в нее запрячь.
Поправив ноги пассажира, Гарри с долей сожаления оглядел свой неподвижный груз. Он мало что знал о человеке чье тело ему было велено доставить в склеп. Этот парень был не из местных. Как и любого другого погибшего в округе человека его следовало доставить в подземное каменное хранилище, продержав там не меньше пяти календарных дней — именно столько предписывалось законом. Уже потом тело отправят в родные края. Отправят, если оно не начнет шевелится.
Вытерев пот со лба, Отсон продолжил тащить телегу, пыхтя и громко сопя на подъемах извилистой тропы и боязливо придерживая ее на коротких пологих спусках.
Примерно на полпути к склепу ему встретилась группа ребят из старших классов школы, в которой он подрабатывает: пара высокорослых (по меркам семиклассников) сорванцов держалась впереди более низких и робких участников собрания. Всего пятеро ребят, все как один одеты в грубые холщевые рубахи, штопаные конопляные штаны и совсем уж простецкую плетеную обувь.
Впереди всей своры оказался не самый высокорослый, но вне всяких сомнений, самый дерзкий и наглый пацаненок, ломающимся голосом обратившись к старику:
— Доброго утра вам, учитель. Вы нас помните?
— Отчего же не помнить, дорогуша? Думаешь у меня совсем уж с памятью дурно стало? Это не я, между прочим, испытываю трудности с тем чтобы запомнить правила поведения в школе. — Поправил очки Гарри, придерживая телегу одной рукой. — Чего пришли сюда, вам вчерашней взбучки не хватило?
— Мы пришли искупить свою вину, как бы… — как-то совсем уж неуверенно промямлил лидер сорванцов. — Мы поступили дурно и в полной мере… Как бы сказать…
— Осознаем и раскаиваемся! — писклявым голосом подсказал младшенький, прячась за спинами своих товарищей.
— Именно, — кивнул юный лидер, — в качестве извинения мы бы хотели вам помочь. Пришли, как только узнали, что вам, это… Ну, что у вас такой работы прибавилось. Мы то юны, нам тележку дотащить до склепа трудов не составит.
— Вот оно что. Похвально. Но я то уже пол пути ее протащил, думаю и с другой половиной сам управлюсь.
— Мы настаиваем, — не унимался лидер ребятни.
— Нам совестно, если хоть как-то не поможем, то нас совесть замучает, — опять донесся писклявый голос откуда-то из-за спин более высокорослых мальчишек.
Отсон нахмурился. В добрые намеренья ребятни ему слабо верилось, но с другой стороны, а что он теряет, принимая помощь? Ну не украдут же детишки труп, в самом деле. Недолго думая, старик согласился.
Теперь дело пошло куда быстрее. Полные сил мальчишки за каких-то пятнадцать минут приволокли телегу до места назначения. Старик едва поспевал за ними.
Тяжело дыша, детвора попадала на сочную зеленую траву у самого входа в каменный склеп, расположившись в его тени.
— Вот бы вам на занятиях такой энтузиазм! — проговорил Гарри, кривовато улыбаясь. — Ну, и на том спасибо. Дальше я точно уже сам. Туда, — сказав это старик указал на ведущий в подземелье винтовой лестничный спуск, прикрытый единственной ржавой калиткой, — вам вход закрыт. Детям там не место.
Ребята не стали настаивать, с виду их слишком уж утомила доставка длинноногого, дурно пахнущего груза.
Старик взвалил на свои больные плечи тяжелый сверток с телом, закинув торчащие из него ноги себе за спину, после чего поспешил скрыться за скрипучей калиткой, надеясь управится с неприятным делом побыстрее.
Мертвец был страшно тяжелый, и не будь запрет посещения детьми склепа по настоящему оправданным, то Отсон не отказался бы от дальнейшей помощи молодежи. И все же, это дело ему надлежало завершить в полном одиночестве.
Чтобы управится с тяжелой металлической дверью что вела непосредственно в сам склеп, Гарри пришлось уложить мертвеца в специально отведенную под это нишу в стене и нащупать в карманах рабочего жилета связку ключей. Один из них должен был подойти. Повозившись со старым замком и несколько раз навалившись на дверь плечом, Отсон все же проник в затхлое, темное помещение, поспешив зажечь захваченную с собою керосиновую лампу. Первым же делом могильщик перекрестился. Он хотел уже было завершить свой маленький ритуал соответствующим поклоном, как вдруг что-то резко заболело у него в области спины. От поклона пришлось отказаться.
Постояв с минуту, растирая саднящую поясницу, старик вновь взвалил свой груз на плечи уже затем, чтобы внести его в недра каменной громадины. Здесь Гарри пронес труп через ряды вырезанных в камне саркофагов-клеток, в пол глаза поглядывая на их содержимое. Все мертвецы лежали неподвижно, как им и полагалось.
— Вот молодцы, — пропыхтел старик, погружая новоприбывшего гостя этих стен в такой же саркофаг, только пустующий.
Теперь Отсону нужно было аккуратно закрепить на неподвижном теле бумажные печати, не снимая с трупа погребальный саван, что приходился тому скорее сковывающим тело свертком, чем одеждой.
Упомянутые печати представляли из себя узкие бумажные полоски, опоясывающие тело и крепящиеся к специальным крючкам за пределами клетки саркофага.
Назначение печатей было весьма простым, примерно с той же целью сургучными печатями скрепляют письма. Своей целостью печать должна демонстрировать, что то что она запечатывает осталось нетронутым, неизменным. Впрочем, в случае с мертвецами, неизменность была куда как важнее нетронутости. О нет, печати отнюдь не были средством спасения от расхитителей могил, в этом смысле толку от них было бы мало. Целая печать была гарантией того, что труп в отсутствии наблюдателей не делал ничего для трупа противоестественного. Например, не пытался покинуть пределов укрепленного стальными решетками саркофага.
Закончив со своим делом и закрыв только что заполненную клетку на замок, старик принялся осматривать печати оплетающие других мирно лежавших в склепе покойников. Вдруг, со стороны входа до него донеслись едва слышные звуки шагов.
— А ну прочь отсюда! Вам, сопляки, сюда вход заказан! Или Серую Скверну хотите подхватить? Нет? Ну так убирайтесь отсюда! И дверь за собой закройте! — грозно зашипел могильщик, притопнув ногою так, что по стенам подземного помещения разнеслось негромкое эхо.
Звуки шагов притихли. Секунду спустя громогласно хлопнула металлическая дверь.
— Вот же, — недовольно проворчал старик, продолжив свой осмотр.
Когда Гарри убедился, что все печати целы и оставил пометку о дате помещения нового тела в склеп в своей крохотной записной книжке, он с усталым видом подошел к двери, привычно дернув ручку. Дверь не поддалась.
Секундный страх. Неверие. Старик дернул ручку еще раз — дверь даже не шелохнулась. Отрицание. Должно быть просто старый механизм замка заело, следовало бы навалится на дверь плечом. Еще одна попытка — тот же результат. Только теперь пришло понимание.
— Эй, детвора! Есть там еще кто? Здесь дверь заело, не могу выбраться! Подергайте ее со своей стороны, ну или позовите кого из поселка, пусть поможет ее открыть!
— Не позовем, — донесся знакомый писклявый голос из-за двери, — и дергать тоже не будем.
— То есть как это, не позовете? Это кто там говорит? А ну назови себя, живо! Я твоим родителям все расскажу! Да я тебя…
— Пока ты там, ничего ты нам, гнилой старикашка, не сделаешь. А посидеть тебе там придется долго — до конца грядущих Празднеств урожая сюда навряд ли кто заглянет!
— Эй, послушай, я ничего тебе не сделаю, хорошо? Ну пошутили и хватит! Откройте дверь. Я кому говорю, откройте дверь!
— Ты нас сильно пристыдил, там в школе. Знаешь каково это, когда все девчонки со двора видели, как тебя выпороли у доски? — это уже был другой, более низкий голос, принадлежащий кому-то постарше. — Ты хоть представляешь, как теперь они нас называют?
— Не представляю, — совершенно серьезно ответил Гарри.
— Ты с нашим наказанием перегнул палку, пердун старый, — теперь вновь вернулся писклявый голос. — Так что, глаз за глаз, учитель!
— Око за око, так говорится, сопляк, — поправил мальчишку Отсон в порыве педагогического чванства. — Когда я отсюда выберусь, я выпорю вас так, что сидеть на заднице вы еще месяц не сможете! Вы меня слышали? Месяц!
По ту сторону двери раздался неудержимый мальчишеский хохот. Вскоре, не смотря на все угрозы и крики старика, хохот стал удалятся, пока наконец не оставил могильщика в полной тишине. Гнетущей тишине его мыслей.
Первым делом старик внимательно изучил двери, заглядывая в замочную скважину и в щели между металлическим полотном и дверной рамой. Сам замочный механизм с виду ничего не блокировало, да и какой-либо тени, свидетельствующей о том, что двери подперты чем-то по ту сторону, в щелях замечено не было. Гарри пришел к выводу что закрывая дверь мальчишки подложили что-то в расщелину со стороны дверных петель, тем самым искривив и заклинив простой механизм.
Силовым методом проблема не хотела решаться: у старика не было и единого шанса выбить такую массивную дверь в одиночку, а поддеть злосчастную железяку импровизированным рычагом, сняв ее с петель, было нечем. Разумеется, третирование замочного механизма связкой ключей тоже ни к чему не привело.
Отсон был в ловушке, и это без каких-либо преувеличений! Всего два отверстия выводило из склепа, — одним была злосчастная, незыблемая дверь, а вторым приходилось крохотное вентиляционное отверстие, слишком малое даже для пятилетнего ребенка, чего уж тут говорить о шестидесятитрехлетнем старике.
— Схаррат! — грязно выругался Гарри, схватившись мокрыми от холодного пота руками за седую голову. — Чтоб тебя! Да я тут заживо похоронен! Ах вы сопляки недоношенные! Да чтоб вас… — Отсон вовремя спохватился, прикрыв рот и не позволив из него выскользнуть более ни единому бранному слову.
«Спокойно, Гарри. Ты же учитель, не опускайся до их уровня. Пускай тут никто тебя и не слышит, это обстоятельство еще не дает тебе право быть сварливой свиньей, — подумал старик, унимая свой пыл и выравнивая дыхание. — Подумай. Хорошенько подумай. Какие у тебя есть варианты? Можно, конечно, кричать в вентиляционное отверстие, надеясь, что тебя кто-то услышит, но кто в здравом уме будет прогуливаться у этого отдаленного склепа в пятницу утром, особенно когда все заняты подготовкой к празднествам? Да, верно — никто. Завтра и послезавтра будут, собственно, сами праздники, и только в понедельник сюда, как и в любой другой понедельник, заглянет инспектор из городской службы безопасности. Он то меня отсюда точно вытащит. Но это значит, что если малышня не сжалится и не освободит меня раньше, мне придется провести здесь трое суток? Трое суток в холодном подземелье, без еды и воды? Матушки, невелики мои шансы…»
Старик неспешно осмотрел склеп в надежде найти хоть что-нибудь что могло бы ему помочь, но увы, в пустых стенах подземного помещения не нашлось совершенно ничего полезного. Вздохнув, Гарри расправил скрученные рукава, поднял воротники и застегнул жилет на все пуговицы, загасив лампу и запустив руки в карманы. В подземелье было довольно прохладно. Это не так заметно, когда тебе нужно спустится в него на двадцать минут, но когда проводишь здесь долгое время, сразу замечаешь, как начинают леденеть пальцы рук и как замерзает нос. Тепло нужно было сохранять, а керосиновая лампа, будучи здесь единственным его источником, должна расходовать свой весьма ограниченный горючий ресурс крайне экономно, если старик хочет протянуть хотя бы одни сутки не окоченев.
При себе у Отсона была одна лишь полупустая фляга с лимонной настойкой — пол литра не самого приятного пойла предстоит как-нибудь растянуть на целых три дня. Плачевно.
В надежде решить по крайней мере проблему с водой, старик принялся на ощупь изучать неровные стены склепа, надеясь ощутить на руках влагу незамеченного им ранее конденсата, вот только ее не было. Ощупав пол, Гарри убедился, что с грунтовыми водами тоже было негусто. Что же, справедливости ради, каменная порода была слегка влажной, вот только как собрать эту влагу в сосуд?
Паника и горечь отчаяния попеременно захлестывали старого могильщика. Пытаясь дать своим эмоциям хоть какой-то выход, при этом прекрасно осознавая бессмысленность затеи, Отсон принялся громко звать на помощь у вентиляционного отверстия.
Надрывал горло он с десяток минут, и может быть надрывал бы и дольше, но внезапный клекот, донесшийся откуда-то из глубин склепа, нагло прервал его потуги. Гарри остолбенел, вмиг умолкнув. Леденящий кровь звук повторился.
— Это просто газы покидают разлагающиеся тела. Просто газы… — напрасно утешал себя Отсон, непослушными руками пытаясь зажечь лампу.
— Го-ло-вааа… — страшный хрип пополз по стенам подземелья. — Мо-я голо-ваааа…
— К-кто тут? — заикаясь просипел старик, дивясь тому как невольно притих его громкий голос.
Можно было предположить, что так решила разыграть Отсона запершая его тут детвора, вот только жуткие звуки (подозрительно напоминающие членораздельную речь) доносились с угла что находился в заметном отдалении от двери.
Нет. Сорванцы тут были точно ни при чем. Звук определенно доносился из глубин склепа.
— Я в-в-вооружен! — все так же заикаясь от страха промямлил Гарри, бросаясь совсем уж неубедительным блефом. Ну кто пойдет в склеп с оружием, да еще и в одиночку?
Ответом ему послужил хрип, перерастающий в звуки возни. Теперь послышался негромкий звук рвущейся бумаги, вероятно это срывалась печать, а вот вслед за ним пришел и металлический глухой гул, словно кто-то молотил по прутьям клетки.
«Нет. Неужели Серая Скверна коснулась здесь кого-то? Только не сегодня. Боже, ну только не сегодня! Это не могло случится! Только не со мной!», — взмолился в мыслях старый могильщик, умудрившись наконец зажечь керосиновую лампу.
Ватными ногами он проследовал к источнику зловещих звуков, осветив один из самых дальних саркофагов. «Лара Каналес» — пронеслось у старика в голове имя особы, которую он же сюда и поместил в прошлую среду. Это имя было ему хорошо знакомо, оно отозвалось легкой карамельной грустью и терпким привкусом сожаления, впрочем, и первое и второе тут же было смыто холодными волнами страха, что в виде не менее холодного пота проступали у Гарри на лбу и спине.
При жизни Лара была ботаником, или же «травницей», как называли ее местные. Прозвище вполне соответствовало ее роду занятий, ведь во всей Темесе она была единственным человеком что говоря о свойствах растений (которые она же и выращивала в своей теплице) изъяснялась несколько более вычурным, научным языком, стараясь избегать слов вроде «целебный» или «гибельный», предпочитая им куда как более аккуратные и сложные термины, прямо-таки энциклопедические. Ключевым словом здесь является «была» — так как сейчас женщина должна из себя представлять не более чем холодный труп, очередное кратковременное содержимое для видавшего всякое саркофага.
— Где я? Кто здесь?! Да что же это? Я здесь что, заперта? – провопила узница каменного саркофага, забившись в нем, как бьется певчая птица, впервые оказавшись в клетке. Погребальный саван не стал для нее большой преградой, довольно быстро выпутав из него руки, она замолотила ими по прутьям клетки.
Свет лампы озарил бледное иссохшее лицо престарелой женщины. Неестественно белая кожа обтягивала небольшой череп очень плотно, практически полностью разглаживая многочисленные морщины что еще совсем недавно испещряли лоб миссис Каналес. Глаза глубоко запали, будучи надежно обхваченными большими синими мешками, словно их владелица не спала целый месяц. Растрепанные седые волосы ниспадали к подбородку, немного прикрывая собою растрескавшиеся губы. Из-под губ, в приоткрытом рту женщины проглядывали темные десна. Осевшие, словно скукожившиеся, они обнажали желтоватые зубы, визуально делая резцы похожими на клыки.
Жуткое создание, напоминавшее скорее призрак, чем живого человека, моргнуло, уставившись прямиком на Отсона. Удивленно прищурившись, оно произнесло:
— Гарри? Это ты, Гарри? Что происходит? Почему я здесь заперта?
Старик завопил что есть мочи, едва не выпустив лампу из рук. С небольшой задержкой к нему присоединилась Лара, крича куда как более высоким голосом чем могильщик. Последний начал пятится, пока не уткнулся спиной в еще один саркофаг.
— Схаррат! Исчезни, дьявольское отродье! — сумел выпалить Отсон, едва не удавившись собственным криком. — Я богобоязненный мирянин! Я прилежно следовал всем заповедям и чту только Тебя как Господа своего, Саваоф. Так упаси же меня, верного слугу твоего, от любой скверны, от искушения, упаси от Нечистого, и от этого исчадия ада тоже упаси!
— Что ты там мямлишь? Гарри, ты что, головой ударился? Это же похищение! Ты меня похитил! Это не ты здесь жертва! — укоризненно проговорила миссис Каналес, с нескрываемым недоумением наблюдая за скорчившимся у стены стариком.
Мужчина умолк, переваривая только-что услышанные от Лары слова. Он привстал с пола (куда успел плюхнутся в припадке суеверного страха), дрожащей рукой приподнял лампу и тихо проговорил:
— Лара, я тебя прошу, как божье дитя умоляю, просто мирно ляг и упокойся. Ложись и переставай говорить и двигаться. Пожалуйста, все еще можно исправить. Просто иди к свету. Господь примет тебя в свои объятия.
— Да ты тронулся! Рехнулся на старости лет! Я давно знала, что что-то у тебя с головой не в порядке! Ну не пойдет нормальный человек работать на кладбище!
Тут до Гарри постепенно начало доходить — его собеседница определенно не осознает, что происходит. Старушка все еще думает, что она жива!
— Лара, я понимаю, что в это сложно будет поверить, но ты умерла. Капеллан лично подтвердил твою гибель перед несколькими свидетелями. А он три года в равийском столичном госпитале проработал, он точно не мог ошибиться. Два дня ты лежала безмолвным трупом. Тебя, как и любой другой труп, погрузили в склеп. А теперь, все что тебе нужно сделать, так это смирится, лечь и принять свою судьбу. Могила для тебя уже готова, да и гроб я лично подобрал, он тебе понравится…
— Совсем ополоумел? Разве я по-твоему мертва? Да я же дышу, слышу и вижу тебя, говорю с тобой! Да плевать мне что этот полудурок Ганковский в каком-то там госпитале работал, он живого человека в трупы записал! Когда я до него доберусь, я ему все волосы повыдергиваю! Не то чтобы там их много оставалось, но теперь он точно лысым у меня станет! А ну, живо, выпусти меня отсюда!
Не придумав ничего лучше, Отсон достал из кармана жакета плоскую флягу, выставив ее прямо перед саркофагом так, чтобы на ее блестящую металлическую поверхность мог падать свет от лампы. Фляга из нержавеющей стали была отполирована достаточно хорошо, чтобы в ней можно было разглядеть свое отражение. Разумеется, на четкую картинку рассчитывать не приходилось, но этого и не потребовалось — Лара в ужасе застыла, разглядев в отражении неестественный оттенок своей кожи и ссохшийся силуэт лица.
Направив свой взгляд куда-то вдаль, словно пытаясь разглядеть что-то сквозь замшелые стены подземелья, старуха уселась в обширном саркофаге, облокотившись о его холодные стенки.
— Я… Конечно я слышала истории… — Женщине было трудно собраться с мыслями, осознание реальности стало для нее слишком сильным ударом. — Но я никогда не думала, что сама стану…
— Ожившим мертвецом? — сказал Гарри, пряча флягу. Немного помедлив он добавил: — Мне жаль, Лара. Но я тебя не выпущу. Тебе больше нет дороги в мир живых. Если ты не упокоишься сама, то в понедельник инспектор предаст твое порочное тело огню. Мне жаль.
— Мне жаль, мне жаль… Хватит повторять! Ноешь так, будто это твоего сына или друга вот-вот сожгут! Какое тебе до меня дело? Одним сожженным трупом больше, другим меньше — невелика разница для тебя.
— Мы как-никак в одну школу ходили. Для меня это тоже непросто….
На несколько минут между мужчиной и нежитью воцарилось тяжелое молчание. Старик пустыми глазами смотрел на саркофаг, боясь подойти ближе, но все-же и не отдаляясь. Он старался подобрать нужные слова, но ничего дельного ему в голову не приходило. Сдавшись, он просто виновато вздохнул.
— Так что ты здесь еще делаешь? Иди в поселок, доложи обо мне. Я ведь все равно отсюда не сбегу, — горько проговорила Лара, думая о чем-то своем.
— Я... Я как-бы не могу уйти.
Секундное замешательство переросло в закономерный вопрос со стороны мертвой старухи. Гарри почесал в затылке, неловко помялся с ноги на ногу и нехотя рассказал собеседнице о причине своего заточения в склепе. Ответом ему стал звонкий смех, отголоски которого оправились бороздить закоулки склепа.
— Знаешь, я никогда бы не поверила, что буду смеяться находясь в гробу. Да ты не обижайся, я смеюсь над ситуацией, а не над твоим несчастьем. Если подумать, дела твои немногим лучше моих. Как думаешь выпутываться из всего этого?
Мужчина подозрительно, с немалой долей недоверия оглядел Лару. Не пытается ли она выведать его планы для какого-либо злого замысла? Впрочем, теперь, когда он и так сообщил ей что они тут заперты, пожалуй, уже было поздно думать о таких вещах.
— Никак. Буду ждать инспектора, а в процессе буду отмаливать твою душу.
— Да брось, Гарри, когда это ты стал таким религиозным? Я думала, что могильщики — это циничные безбожники, а ты небось и в церковь по воскресеньям ходишь?
— Еще ни одного служения с начала года не пропустил. Я уже немолод, и мне пора задумываться о том, что будет по ту сторону. Ну, в Его царстве.
— Знаешь, если будешь бездействовать, то в Его царстве ты окажешься очень скоро. Как ты тут собираешься без еды и воды три дня высидеть? В твоем то возрасте и от пропущенного завтрака живот скрутит, а тут целые трое суток!
Отсон молчал. Старик грузно уселся на пустующий стол для бальзамических принадлежностей, свесив ноги. За прошедшие десять минут он почти что свыкся с нахождением в одном помещении с ожившим трупом — стальные прутья саркофага должны были выдержать попытки их выломать изнутри, в этом не было сомнений, так что физически нежить навредить ему не могла, но все же он определенно ощущал немалый дискомфорт разговаривая с той что уже мертва. Само осознание этого заставляло его содрогаться.
Гарри задумался, припоминая тексты Священного Писания. Не нарушает ли он случаем своей беседой с усопшей какие-либо предписания из Книги книг? Вроде бы нет. Говоря по правде, последние десять лет он даже и не открывал святые для каждого христианина тексты, предпочитая лениво слушать проповеди пастора, что по своему содержанию нередко могли отдаляться от первоисточника, так что его воспоминания о господних предписаниях и запретах давно уже покрылись пылью.
«Да что же это? О чем я только думаю? Болтаю тут с этим исчадием ада, как если бы она… оно было человеческим существом. Как если бы имело душу и право бродить на божьем свету! — размышлял Отсон, с каждой секундой все сильнее сжимая кулаки. — Я понял. Да это же мое испытание! Я должен доказать свою верность Церкви. Так вот чего от меня хочет Господь! Вот для чего мне все эти испытания! Я должен самолично покончить с пришедшим в наш мир злом, а не молить о спасении свыше!»
Мужчина вскочил, напряженно разыскивая в потемках желанный предмет, о котором секунду назад вспомнил. Его пальцы хаотично обыскивали вырезанные в каменном столе полки, силясь найти то, что он однажды там оставил. Вот, острие искомой вещицы легло ему в руку. Оставив лампу на постаменте, старик выставил перед собой небольшой нож, что он когда-то давно носил в карманах жилета не столько для самообороны, сколько для подсобных дел. Этот нож повидал много чего, но только не кровь — им чистили овощи, выкручивали болты за неимением нормальной отвертки, резали хлеб и иногда даже чистили ногти, но вот пришел его час стать полноценным оружием, каким он и должен был быть изначально.
— Ты что удумал? — переполошилась Лара, заметив стальной отблеск в трясущихся руках старика.
— Я должен все это закончить. Должен. Я не позволю силам преисподней и дальше измываться над твоим телом, выдавая его за живое. Я помогу тебе упокоится. Боже, направь мою руку…
С громким криком понесся старик на перепуганную женщину в клетке. Та вжалась в каменные стенки саркофага, в страхе выставив руки перед собою.
Гарри запустил свою правую руку между прутьями, целясь мертвой Ларе прямо в сердце. Нож вошел ей в грудь, оцарапав руку. Мужчина тотчас отпрянул, судорожно и часто дыша. Как жаль, что в неистовом порыве он совершенно забыл, что сердце находится слева, а не там, где был воткнут нож.
Глазами-блюдцами Лара уставилась на свое ранение, осторожно ощупывая рукоять ножа.
— Ты меня зарезал! — завопила мертвая женщина, хрипя и пуская ртом кровавые пузыри. — Ты меня второй раз убил, старый кретин!
Плачущий старик вжался в противоположную от саркофагу стену, закрывая руками рот и силясь выровнять дыхание. Нет. Он ее точно не убил. Зато он потерял свое единственное оружие. Даже по его стандартам это было глупо.
— Прости, прости, прости… — простонал Гарри, едва удерживаясь от того чтобы не сползти на пол, скрутившись калачиком. — Я хотел все быстро закончить. Просто хотел, чтобы все закончилось. Хотел освободить тебя.
— Хотел освободить, а в итоге вогнал мне нож в грудь! Схаррат, как же больно! Ну почему мне больно даже после смерти? Да что же это за жизнь, ну то есть смерть, такая?! — прошипела старуха, убрав руки от рукояти ножа. — Почему каждый мужчина что когда-либо признавался мне в любви, пытается меня убить?
Давно забытые воспоминания подобно электрическому разряду прошибли старого могильщика, унося его сознание прямиком в водоворот минувших однажды событий.
Вот он молод и полон сил, стоит прямиком за старым ясенем, недалеко от входа в школу. Он ждет кого-то. Стоило широким дверям учебного заведения выпустить на улицу юную белокурую девушку, как Гарри тут же оживился, нервно сжимая в руках букет из очаровательных лаванд. Он взволнован. Липкий страх сковывает его, мешая совершить задуманное. Минута напряженной внутренней борьбы, и юнец окончательно решается.
Четырнадцать быстрых шагов и всего четыре сказанных слова. Букет протянут предмету его обожания. Юный Отсон затаил дыхание, боясь шелохнутся, с несвойственным ему нетерпением ожидая ответа. Девушка смущена и озадачена. Она медлит с ответом. Что-то не так.
Она говорит о чем-то, но Гарри не может различить отдельных слов. Все же, общей смысл ему ясен. Его опередили. Все краски мира смешиваются е единую неразборчивую гамму, время словно застывает. Он разбит. Разбит так, как может быть разбита хрупкая хрустальная ваза — окончательно и бесповоротно. Воспоминание гаснет, вытесняемое страхом, прорывающимся из неутешительной реальности.
Вот он снова стар и жалок, сидит, наблюдая за все той же девушкой, которой признался однажды в любви. Время не пощадило ее, оно никого не щадит. Ее красивый ванильный оттенок волос сменился блеклой сединой, а персиковый цвет кожи навсегда утерян, замещен трупной бледностью.
— Ну почему все именно так? Господи, что же я делаю? — вслух обратился к собственным мыслям Отсон, разглядывая свои слегка окровавленные руки. — Я же не убийца…
Лара тем временем все же вытащила из себя нож. Возможно это была не лучшая идея, но кровотечение на удивление быстро остановилось. Гарри знал в чем дело — инфицированных Серой Скверной сложно убить не повреждая головы или сердца. Такие раны не были для оживших мертвецов серьезной угрозой.
— Я опять все испортил, прямо как тогда, — негромко проговорил старик, боясь взглянуть женщине в глаза. — Там в школе, помнишь?
— Сначала бросаешься на меня с ножом, а теперь буднично решил обсудить прошлое? — простонала кривящаяся от боли женщина.
— Мне жаль, Лара. Мне жаль, что из всех, кто сегодня только мог зайти в этот склеп, зашел в него не инспектор и не смотритель кладбища, а зашел я. Ты и так погибла, столько натерпелась, очнулась в этом дьявольском подземелье в качестве трупа, так еще и я не облегчил твои муки, а только приумножил их. Прости, видит Бог, ты такого не заслуживаешь.
— Просишь меня простить тебя? Эх, — вздохнула старуха, зажав еще слегка сочащееся кровью ранение рукой и аккуратно усевшись в саркофаге поудобнее. — Вот же. Какой же ты болван, Отсон. Был болваном, им и остался.
— Не буду спорить.
— Да ты и не имеешь морального права. Вспомнил тут школу! О, это к месту. И правда, это был первый раз, когда я в тебе так разочаровалась! Целый год я ждала, всячески тебе намекала, и когда уже утратила всякую надежду, когда сошлась с Джимом, появляешься ты, как черт из табакерки, и признаешься мне в любви, тыкая в меня тем вонючим веником! На что ты рассчитывал? Чего ты ждал столько времени?
—Я… Я не знаю. Я боялся.
— Да, Гарри, ты трус, и всегда им был. Поэтому у нас с тобой и не могло ничего быть. Я разочаровалась в тебе тогда, но еще больше я разочарованна в тебе сейчас: позволил малышне закрыть себя в склепе, от одного моего вида едва не теряешь сознание, так еще и даже не смог меня убить. Меня! А я же в клетке сижу, безоружная! Это просто уму непостижимо.
Последовало неловкое молчание, возможно даже самое неловкое и долгое в жизни старого могильщика. Он безустанно занимался мысленным самобичеванием каждую секунду затянувшейся паузы, боясь проронить и слово, боясь взглянуть на Лару.
Повинуясь необъяснимому порыву он загасил лампу, оставшись сидеть в полной темноте. Так ему было проще.
Сложно было сказать сколько времени молчаливая двоица просидела в потемках не проронив ни слова. Может быть пару десятков минут, а может и несколько часов. Время здесь, казалось, замерло, поломалось. Наконец, гнетущую тишину первой прервала женщина, видимо слишком уж заскучав:
— За что мальчишки тебя здесь заперли? Что ты им сделал?
Неожиданный вопрос вырвал мужчину из плена его тяжких мыслей, тот едва мог поверить, что после всего произошедшего вопрос адресовался именно ему, а не обветшалым стенам.
— Перед уроком они нарисовали похабный рисунок на доске. Изобразили директрису в неподобающих связях с учителем физики. И изобразили довольно дотошно, надо сказать. Я разыскал виновных и перед всем классом выпорол. Это было во время обеденного перерыва, так что мальчишки и девчонки из других классов вовсю заглядывали в окна, смотря что там у нас происходит. Я заметил это, но ничего не сделал. Думал, что так наказание будет жестче, справедливее. Вот только ребятня которую я наказал так не считает, как выяснилось. Вот они меня здесь и заперли.
— А что ты делал в школе?
— Ну, можешь мне не верить, но я там работаю, то бишь подрабатываю учителем труда. Табуретки там сколачиваем, скворечники и прочее…
— Правда? Ты учитель? Я конечно помню, как ты об этом мечтал в старших классах, но никогда не думала, что у тебя получится им стать.
— Как показали сегодняшние события — не получилось. Отвратный из меня учитель, да и могильщик так себе. Знаешь, может это и хорошо, что нам с тобой суждено тут погибнуть. Можно сказать, что я сам себя доставил в склеп для последнего пути. Ну, надеюсь, что на моем надгробии хотя бы напишут, что я предусмотрительный.
Лара хихикнула, после чего ойкнула, по всей видимости потревожив рану. Женщина заерзала в своей клетке, ощупывая прутья и голые стенки саркофага.
— Странно, это же камень и металл, лежу тут уже кто его знает сколько, а холода совсем не чувствую…
— Нежить практически нечувствительна к холоду, — пробубнил Гарри, зажигая лампу чтобы согреться. Руками он практически обхватил ее стеклянную трубку, пытаясь как можно быстрее прогнать из конечностей холод. — В отличии от нас, живых. Я то здесь знатно замерз.
— Гарри, выпусти меня из клетки.
— Что?
— Ранее ты говорил, что здесь нету ничего чем можно бы было снять дверь с петель, но теперь я ясно вижу, как отсюда можно выбраться. Выпусти меня, и ты сможешь вернутся домой.
— О чем ты?
— Здесь из этого гроба я отчетливо вижу, что эти штуки, которыми металлические прутья крепятся к камню, держаться едва-едва.
— Шарниры?
— Я не знаю, как они правильно называются. Наверное, да. Изнутри я не могу их выломать, но если бы ты открыл дверцу этой клетки, навалившись всем весом даже я одна смогла бы вырвать эту железяку. Все что нам останется, так это вставить прутья в проем под дверью и использовать их как… Как этот…
— Рычаг, — выдохнул мужчина прикидывая могло ли быть сказанное мертвой женщиной правдой.
Полгода назад магистрат выделил некоторую сумму на реновацию склепа, из соображений безопасности. Денег хватило на новые замки и замену всех решеток при саркофагах. Всех кроме одной. Все-таки на одну последнюю бюджетных средств оказалось недостаточно. Но на какую? Могильщик не присутствовал при ремонтных работах лично, так что не мог знать наверняка. В его распоряжении были лишь сплетни. Может ли быть что именно в том саркофаге где сидит нежить, и осталась та самая старая ненадежная решетка?
Со своего места мужчина не мог разглядеть крепления шарниров, а подойти ближе опасался — у Лары все же теперь был нож.
Могильщик внимательно обошел весь склеп, разглядывая прутья клеток. Все они выглядели примерно одинаково. Тогда Гарри решил поочередно открывать дверцу за дверцей, наваливаясь на них всем своим весом, при этом он одним глазом поглядывал на лежащие в саркофагах тела, боясь что те начнут шевелится. Все было без толку. Ни одна дверца не поддалась. Все их крепления были намертво вколочены в неподатливый камень.
Так как же быть? Значило ли это что по невероятному совпадению обстоятельств Лара была помещена именно в ту единственную клетку старого образца? Старика терзали смутные сомнения, перемежающиеся со страхом.
Все это время женщина молча наблюдала за действиями своего пленителя, лишь легкая улыбка не покидала ее губ.
«Почему она улыбается? Она не может знать, что только одна дверца обладает таким изъяном, так почему же она тогда так уверенна что я пойду навстречу ее предложению? — терялся в догадках Отсон. — А что если это вовсе и не она, не Лара? Что если ее телом изначально овладел злостный демон, а теперь он хитростью пытается выбраться, используя ее память и мои муки совести? Слуги Нечистого коварны, они вполне могут притворятся другими людьми. Если подумать, еще эти ее насмешки над моей религиозностью…»
— Скажи, Лара, на меня тебе наплевать, но зачем тебе тогда выбираться? Не думаешь ли ты, что сможешь вернутся к обычной жизни? Тебя отправят на костер, как только ты появишься в Темесе. У тебя нет будущего.
— Есть еще одна вещь которую я должна сделать перед тем как отойти в мир иной, а потом уже можно и помирать, — сухо ответила женщина.
— И что это? Насколько мне известно, детей у тебя нет. Есть только муж с которым тебе конечно повезло, но…
Лара громко рассмеялась, совершенно позабыв о своей ране. Тем самым она прервала Гарри, так и не дав тому закончить. Смех старой женщины был настолько непривычным звуком для глухих стен склепа, что мужчине тут же сделалось не по себе. Он совершенно не понимал причин такого веселья.
— С которым мне повезло? — едва сдерживая хохот простонала женщина. — Да ты хоть знаешь почему я здесь оказалась?
— Я вроде как слышал, что ты упала дома, неудачно ударившись головой. Твой муж ходил сам не свой от горя…
— Джим? Ха! Этот свинтус и слезинки надо мною не прольет! Неудачно ударилась головой, вот как? Это он так всем сказал? Вот же погань!
— Но как же? — озадаченно проблеял Гарри, почесывая голову. — Я не понимаю.
— Это похотливое животное не могло пропустить на улице ни единой юбки! И возраст ему здесь совершенно не был помехой. Недавно я застала его дома голым с молоденькой швеей. Не знаю сколько он ей заплатил, но молодая девка охотно барахталась вместе с ним в одной кровати. Подумать только! Он притащил эту продажную гадину в наше семейное ложе! — Лицо старухи исказилось совершенно искренним гневом. Было видно, что ей больно вспоминать все эти подробности, но тем не менее, Лара продолжила: — Когда я бросилась к этой грязной девчонке, намереваясь выставить ее за двери дома, Джим схватил с тумбы мою любимую вазу — ту, что он подарил мне на первую годовщину, а затем, он разбил ее мне о голову. Последнее что я помню это нескрываемое отвращение в его глазах. А потом… Потом я очнулась здесь. Понимаешь теперь какое последнее дело мне предстоит совершить?
Отсон стоял совершенно безмолвно. Вначале он хотел выдавить из себя слова сожаления, но те застряли у него в глотке. В итоге он смог проронить только одно:
— Месть?
— Месть.
Старик задумался, теперь мотивы женщины ему были понятны, но все же для него это ничего не меняло. Она была мертвой, он не может ее выпустить из склепа.
— Он поступил ужасно, и он должен за это ответить. Ответить перед судом. Но я не могу тебе позволить совершить самосуд. Я не позволю тебе убить его, — размеренно проговорил Гарри подходя к саркофагу Лары настолько близко, насколько ему позволяла смелость.
— Я не буду его убивать, только проучу немного.
— Тогда отдай мне нож. Пускай это будет знаком твоих мирных намерений.
— Если я отдам тебе нож ты вновь попытаешься меня им зарезать, затем, потерпев неудачу, в чем я ни капли не сомневаюсь, ты протянешь здесь ноги от жажды, а мой муженек уйдет безнаказанным, так как о его делишках никто не узнает.
— Выходит, мы так ни к чему и не пришли, — вздохнул старик, отстранившись от саркофага и вновь заняв свое излюбленное место, восседая на каменном столе.
Дальше беседа двоих узников подземелья не пошла. Отсон закрылся в себе, предпочитая отсиживаться в дальних уголках склепа, подальше от жуткой собеседницы. Впрочем, даже ее негромкий шепот был бы слышен во всех уголках помещения, настолько тихо там было. Но даже находясь в могильной тишине и полной темноте он не чувствовал себя одиноким. Молчаливое присутствие Лары сильно давило на него.
Мужчина попробовал заснуть чтобы скоротать время, но холод каменных поверхностей мешал ему в этом, периодически вынуждая подниматься и делать какие-либо физические упражнения чтобы согреться. Гарри стал замерзать гораздо чаще, тепло все охотнее покидало его старческие кости.
Несколько раз погревшись за счет зажженной керосиновой лампы он заметил, что горючего в ней осталось всего на час, а значит пришло время экономить. Теперь мужчина все чаще растирал ладони, прикрывая ими ледяной нос дабы хотя бы немного согреться.
Его желудок издавал китовые завывания, всему склепу оглашая о голоде своего владельца. С питьем же дело обстояло ненамного лучше — содержимое фляги, хоть старик и пытался его растянуть, закончилось относительно быстро. Теперь старый могильщик мучился и от жажды в придачу. Склеп, столь привычное для него рабочее место, внезапно начал давить на старика. Иногда тому казалось, что стены подземелья понемногу сжимаются, норовя вскоре схлопнуться на тщедушном хрупком теле мужчины. Последний время от времени мерял шагами ширину коридора, словно пытаясь себя убедить что все это ему лишь мерещится.
Периодически спутанные мысли мужчины все же возвращались к заточенной в саркофаге узнице. Ее-то природные потребности мучали не столь явственно, ведь нежить, как известно, могла длительное время обходится без питья и пропитания, жертвуя при этом лишь массой своего тела. Как бы это не звучало абсурдно, скорее всего она без каких-либо проблем «переживет» старика.
Окончательно измучившись, Отсон заснул на каменном полу, свернувшись калачиком на расстеленном жилете и обхватив уши руками чтобы хоть немного замедлить их замерзание. Старик провалился в гнетущее беспамятство, в котором хмурые образы из прошлого и мрачные картины будущего заменили ему сны. Очнувшись, мужчина чувствовал себя крайне скверно — голова болела от каждого шороха, также болью отзывались и почки — так сказывался сон на холодном камне. Руки и ноги заледенели, они едва отзывались на команды своего владельца. Старик вынужденно зажег лампу, но теперь ее свет давал крайне мало тепла. Во всяком случае могильщику так показалось. Он совершенно не мог согреться.
— Если ты меня не выпустишь, то погибнешь здесь, — заговорили с могильщиком стены склепа голосом знакомой ему женщины. — Второй такой сон ты не переживешь, Гарри.
После этого стены начали разговаривать с ним подозрительно часто. Мучаясь от обезвоживания, мужчина бредил, смешивая безрадостные краски реальности с собственными фантазиями, порождениями его больного воображения.
Старик принялся облизывать едва влажные каменные стены подземелья, надеясь так хоть немного унять свою жажду, но это не помогало. Все чаще его посещали мысли, женским голосом искушающие мужчину открыть заветную дверцу клетки. Голос обещал спасение, но мужчина упрямо противился ему, из последних сил борясь с наваждением.
Голос рассказывал ему разные вещи. Словно пытаясь разжалобить старика, он поведал о том, как безрадостно выглядела жизнь Лары с Джимом. Голос рассказал, что по прихоти скупого супруга свадьба у них так и не состоялась, что их пара ограничилась скупой официальной распиской. Голос поведал о сорока пяти годах совершенно невыносимого брака, переполненного изменами и скандалами. Образы каждой описанной ссоры как живые представали перед постепенно теряющим сознание стариком.
Словно заметив, что все сказанное не возымело никакого действия, Голос стал апеллировать к разумности и гуманности Гарри. Он начал рассказывать о вещах, что пастор Темесы так яростно и самоотверженно порицал. Непростительная ересь проникла в сознание могильщика, вынудив того шептать про себя все известные ему молитвы.
Ересь была коварна, она отрицала нечистое, мистическое происхождение Серой Скверны, возвращающей мертвецов к жизни. Насмехаясь над религиозными устоями как над нелепыми суевериями, она называла таинственную хворь не иначе как «Resurrectio Hostia», грибком-симбионтом, старающимся любой ценой удержать своего носителя в живых, в целях собственного выживания. Но и этого нашептывающему женскому голосу было недостаточно. Он заявил, что в соседней стране Равии зараженные Серой Скверной вовсе не были обречены на верную погибель от сожжения. Он утверждал, что облачаясь в голубые балахоны, носители грибка могли жить там, существуя в резервациях наравне с прокаженными, что никто там на них не охотился, не считал их нелюдями.
Старик заткнул уши, пытаясь хоть как-то оградить себя от столь кощунственных заявлений.
«Скверна — есть скверна. Через нее Нечистый хочет обмануть меня. Он хитер, но я не позволю ему одержать надо мною победу. Я верный слуга Господа. Если придется, то я погибну здесь. Я готов к этому. Меня не искусить этими лживыми речами», — думал Гарри, стараясь не поддаваться мерзкой лжи сидящего в теле Лары демона.
Лживый голос прекратил свои безуспешные попытки. Ненадолго в склепе воцарилась блаженная тишина. Старик облегченно отнял руки от головы, невольно проваливаясь в очередное забвение. После его последней попытки согреться горючего в лампе больше не оставалось. Было холодно — очень холодно. Следовало бы встать, растереть замерзшие конечности, но теряющий волю к жизни могильщик более не мог заставить себя подняться. Странная апатия сковала его, она пересилила даже холод. Гарри безразлично закрыл глаза. Он смирился с тем что вероятно никогда больше не встанет. Единственное на что он надеялся так это на приятный сон, последний сон, что унесет его из этого холодного и темного места на залитые солнцем зеленые луга. Теперь он молился только об этом сне, мольбы о спасении более не звучали в его голове.
К его радости желанный сон таки пришел. Легким покрывалом он окутал холодеющее тело старика. Сочные зеленые луга манили его. Солнце там светило так ярко и в то же время так нежно, что хотелось целую вечность провести в его убаюкивающих лучах.
Старик отчетливо понял, что остался один только последний шаг. Шаг что отделяет то скверное место в котором лежит его бренная оболочка от бескрайних лугов и сказочных полян. Больше он не чувствовал холода. Он ничего более не чувствовал кроме заполняющего все его естество умиротворения.
Но вдруг что-то инородное пустило рябь на эту чудесную картину. Нет, Гарри все еще мог сделать тот желанный шаг, и никто бы уже не смог ему помешать, но что-то знакомое звало его. Его ушей коснулась давно забытая мелодия. Кто-то пел. Резкий очерк грусти омрачил картинку зеленых лугов. Старик ощутил, как что-то защемило в груди. Слегка затеняя картины Эдема, перед ним возник другой образ — хор детей на задворках школьного двора поет какую-то старую песню. Вот среди них стоит малютка-отличница Эдна Симис, за ней улыбается совсем еще маленький задира Джимми Каналес, рядом с ним застенчиво мнется белокурая Лара, а вот и он. Посреди хора стоял напыщенный и довольный Гарри Отсон, тщательно подпевающий всеобщему мотиву. В этом видении они были так беззаботны и счастливы. Как же это было давно и как же это было славно.
Громче всех почему-то пела Лара, ее голос словно звучал из двух мест одновременно: один, более юный и звонкий, и другой, полный горечи и скорби.
Старик грустно посмотрел на картинку зеленеющих вдали солнечных лугов. Слезы скатывались с его щек, скапывая с подбородка. Переведя свой взгляд на смутный образ хора он окончательно решился, проронив про себя:
«Не сейчас. Господь, подожди меня еще немного, еще совсем чуть-чуть. Есть еще одно дело которое я должен совершить. Возможно этим я согрешу, но если я этого не сделаю, то моя совесть не даст мне покоя даже в твоей обители».
Застывшее холодное тело едва заметно содрогнулось. Непослушные руки из последних сил уперлись в пол, приподнимая Гарри над каменным полом. Никогда в своей жизни ему еще не было так тяжело встать. С каждой секундой прилагаемых усилий ему хотелось бросить задуманное, вновь отправившись в страну ярких снов, но шатающийся старый могильщик через усталость и ломоту в костях делал шаг за шагом, постепенно приближаясь к стоящему в отдалении саркофагу. Наваждения все еще стояли у него перед глазами, но теперь ему стало ясно что одно из них все же было реально — пение в действительности разносилось по угрюмым стенам древнего склепа. Печально и безрадостно Лара напевала старую песню из репертуара школьного хора.
С невероятным трудом подобравшись к заветной клетке, старик сорвал с пояса связку ключей, из последних сил просунув ее через прутья. Выполнив что хотел, мужчина обмяк, более не сопротивляясь нахлынувшим на него слабости и сонливости. Последнее что он запомнил, так это донесшуюся до его слуха фразу:
«Спасибо, Гарри. Жаль, что у нас ничего так и не вышло… Я хочу, чтобы ты знал, я не считаю тебя плохим человеком. И уж точно ты не заслуживаешь смерти здесь, среди этих холодных стен».
***
Отсон очнулся в единственном на всю Темесу госпитале имени известного великомученика Святого Калимея. Стерильно-белые стены знакомого заведения встретили изнуренного могильщика как старого знакомого. Тот, в свою очередь, был крайне удивлен тем фактом что все еще находился в мире живых. Его тело без устали ныло и с трудом ему повиновалось, но оно определенно не собиралось на тот свет. Старика это в крайней степени озадачило — кто же его спас? Неужели городской инспектор по неведомой причине решил проверить злосчастный склеп днем раньше?
Поговорив с персоналом лечебного учреждения, Гарри узнал, что находится здесь уже без малого две недели, которые он тут провел в не очень-то осознанном состоянии, бредя, шепотом напевая детские песни.
Со слов старшей медсестры выходило что в госпиталь его доставила закутанная в дорожный плащ особа, пожелавшая остаться неизвестной. Загадочный доброжелатель, будучи по описанию очевидцев довольно некрупным, можно даже сказать хрупким человеком, кое-как дотащил на небольшой телеге для трупов грузного старика аккурат ко входу в госпиталь, только и сообщив медицинскому персоналу что могильщик промерз и был крайне обезвожен. Дежурившей в то время у входа медсестре показалось что голос незнакомца был женским, но большой уверенности в этом она не имела, так как таинственная особа тотчас испарилась, не проронив больше ни слова.
По-настоящему удивительные события начали происходить несколько дней спустя — городской инспектор по безопасности обнаружил что стальная дверь в старый склеп за окраиной поселка была сорвана с петель. Одно тело, предположительно принадлежавшее Ларе Каналес, бесследно исчезло. Этим же днем по всему поселку стали находить подброшенные под двери листовки, приглашающие всех желающих на полноценное венчание, что семейство Каналес решило совершить несмотря на почтенный возраст обеих его членов. Исходя из содержимого листовок, факт того что супруга уже была мертва не приходился сколь-нибудь существенной помехой задуманному. Но вишенкой на торте такого приглашения стало место, выбранное для венчания. Крупным жирным шрифтом, аккуратными буквами было выведено одно лишь слово, что повергло односельчан в небывалое замешательство — «КЛАДБИЩЕ».
Старший сержант полиции лично отправился к последнему живому члену семейства Каналес, намереваясь выяснить что все это значит, и не было ли это все дурной шуткой, сразу после того как к нему в слезах прибежала перепуганная швея, утверждая, что к ней явилась покойная жена главы упомянутого семейства, заявив о их с Джимом неугасающей, неразлучной любви, по причине которой убитый горем супруг и высвободил старушку из склепа, собираясь жить с ней и дальше, пускай и с мертвой. Разъяренный сержант вломился в дом Каналес, застав там совершенно неожиданную картину — на одном ложе с мертвецки пьяным спящим мужем улыбаясь лежала сама покойница, мило поприветствовав гостя.
Поговаривали что в тот день ошарашенный сержант едва не лишился дара речи, так и не найдя в себе сил остановить Лару. Женщина же проворно выскочила из дома к которому уже вовсю собирались оскорбленные выходкой с листовками односельчане. Завидев нежить, простой люд погнал ее из города, вооружившись кто чем успел: вилами, камнями и даже кусками инсталляций, оставшимися после бурных Праздников урожая. После часа погони след мертвой женщины был потерян. Когда же на место происшествия подоспела вызванная оклемавшимся сержантом, более компетентная в этих вопросах полиция с единственной служебной собакой, идти по следу беглянки было уже поздно. Да никто особо и не хотел — всяко это было дело которым надлежало заниматься Городской Инспекции по Безопасности Граждан, а не местным службам правопорядка, число сотрудников которых и так не превышало шести человек.
Больше Лару Каналес никто в поселке не видел, а вот за Джима взялись основательно. После довольно строго допроса (во время которого мужчина естественно все отрицал) старший сержант составил свою версию произошедшего, которую впоследствии и представил начальству. Согласно его виденью, помешавшись с горя, старый Джим ворвался в склеп и вытащил оттуда свою мертвую жену, заперев там при этом единственного свидетеля, которого он все же побоялся убить, Гарри Отсона. Ввиду чистой случайности миссис Каналес оказалась инфицирована Серой Скверной и довольно быстро пришла в себя, вернув себе часть сознания и какие-то фрагменты памяти. В итоге, следуя мании возникшей из мечты о полноценной свадьбе, которой покойная не удостоилась при жизни, Лара и разнесла по всему поселку листовки с неподобающим содержанием, после чего принялась терроризировать людей, начав с некой швеи, по всей видимости на почве ревности. Джим по мнению сотрудников полиции все это время находился в состоянии серьезного алкогольного опьянения, не в полной мере осознавая, что он творит.
Что же, такова была официальная версия. Разумеется, она совершенно не объясняла, как Гарри выбрался из склепа, и не раскрывала личности загадочной незнакомки что доставила его в госпиталь. Если уж старик сумел снять стальную дверь с петель, то почему сам туда не пришел, а если не сумел, то кто тогда ему помог? Самого Отсона неоднократно допрашивали, но старый могильщик благоразумно ссылался на провалы в памяти, вызванные длительным беспамятством и истощением, предпочитая ради собственного благополучия не раскрывать истинную картину произошедшего. Видя, как капеллан, приходившийся этому лечебному заведению главным врачом, поддакивает, подтверждая, что такой стресс взаправду мог вызвать амнезию в столь почтенном возрасте, сержант махнул рукой, желая поскорее избавится от муторного дела — все равно перепроверять результаты его расследования из ближайшего административного центра никто так и не приехал. Таким нехитрым образом дело было закрыто.
От работы могильщика Гарри пришлось отказаться, всецело посвятив себя карьере педагога. Пускай так он и зарабатывал ощутимо меньше, вот только заставить себя подойти к злосчастному склепу он больше не мог. На шестьдесят третьем году жизни, не выкуривший за всю свою долгую карьеру ни единой сигаретки Гарри Отсон таки начал курить.
***
Если вам понравилось данное произведение советую ознакомится с книгой автора «Демоны Вебера», события которой происходят в той же вселенной. Книга доступна в Google Play, а также, ее довольно крупный ознакомительный фрагмент размещен на том же ресурсе на котором вы сейчас читаете «Рандеву с заложницей склепа».