Andromeda Nera #AP
2020-03-26 13:02:18
Маки
Особисте
Маки шептались и недоуменно качали растрепанными головами. Ластились к рукам шелком лепестков, марали кожу пыльцой, цеплялись гибкими стеблями за ноги, не желали отпускать. Мне не хотелось покидать их.
Ветер вновь звал меня в дорогу. Игривый, легкий, он шутил, выхватывая из волос цветные ленты, но в голосе его бархатистом слышалась сталь. Так гремели льды далеких северных гор, ослепленные зацепившимся за их вершины солнцем. Так звенели грозди браслетов на ногах танцовщиц — вскормленных скупыми на дары песками ядовитых змей в человеческой коже. Так бьется о дугу плуга перунов крест, и лемех вспарывает истощавшую почву.
Те звуки чужды этой земле, пьяной от сил, насытившейся солнцем и пряным морским ветром, что шепчет на ухо сказки о вечной свободе и иных берегах. В его устах они всегда бесконечно прекрасны.
Здесь хорошо. Привольно. Душа поет от одного взгляда на пестрые дикие поля и пену волн, без устали точащих скалы. Кажется, еще шаг — и улетишь. Обернешься белою чайкой, у которой крылья, что облака, и водная гладь — сестра родная. Смех рвется из груди, просто так, без причины, лишь только чтобы слиться с миром вокруг.
Оно прекрасно, это место. Родись я другой, в другую, быть может, эпоху, с другим именем, которого не знают нити меридианов, я бы осталась здесь. Слилась бы с этими полями духом, а после — и телом, стала бы частью шумного разнотравья, где каждый цветок — мое родное дитя.
Но ласковый добрый ветер несет мне в ладонях густой запах мокрой шерсти и капли крови на кончике железного ножа. Он велит мне идти. Бросает в лицо пригоршни карминно-красной пыли, собранной с забытых живыми дорог, рисует на теле призраки тайных знаков, пахнущих тьмой и сыростью глубоких пещер. Мои ноги сами бегут по указанной им тропе.
Маки плачу. Трясут зло облысевшими головами. Семя, спрятанное в иссохшейся коробочке — мой траурный барабан. Опавшие лепестки — липкие пятна багрянца на моем подоле. Они пророчат мне беду, проклинают за то, что бросила, за то, что не удержалась.
Мне жаль. Я тоже по ним тоскую. Но горечи той — чуть. Я давно уже привыкла и к ней, и к проклятиям, они больше не причиняют мне боли. Как хлыст не может ранить море, так и они для меня лишь надписи на песке: чуть закрой глаза — и смоет без следа.
Впереди меня целый мир. Я обошла его девятью девять раз и обойду еще столько же. По мне будут плакать, и кисти ковыля вычертят на полотне полей мое имя. Будут звать, но тем хриплым голосам не сравниться со сладкою песнью ветра. В ней есть тайна.
За этой тайной я гоняюсь с того момента, как впервые открыла глаза и, наверное, буду идти, когда у времени закончатся песчинки. Та тайна не велика. И будь я иной, родись я от иной матери, под покровом иного неба, я бы забыла о ней. Теперь тот секрет — мое наважденье.
Одно слово. Ради него я взбираюсь на горный пик, погружаюсь в лесную тьму. Ради него пришла на маковое поле, что так свободно подставляло плоть солнечным волнам. Ради него оставила те места, чтобы много лет спустя, вернуться туда вновь, ведомой под уздцы шепотом воздушного потока.
Та тайна обозначит конец моего пути. Даст мне покой, объяснив заодно значение этого слова. Она расскажет мне секрет моего собственного имени, и почему каждый час меня так упорно зовут прочь, и почему так ждут, и почему так плачут по моему уходу.
Стоит мне узнать ответ, и легкий ветер камнем упадет на землю, прошепчет в последний раз, прежде чем остановить наконец время:
«Смерть»
Но я не отзовусь.