Сехун

 — Прощай, прощай… А разойтись нет мочи… Так бы и твердить бы век: «Спокойной ночи…» — с улыбкой прошептал я, наблюдая за тем, как Мари обернулась и, смущённо улыбнувшись, помахала мне на прощание, а затем скрылась в подъезде. И только тогда, когда в её окнах зажёгся свет, я завёл байк и тронулся с места.

Прошедшая ночь оказалась действительно незабываемой. И я неосознанно улыбался всю дорогу домой.

Мари…милая невинная малышка, так неожиданно возникшая в моей жизни и перевернувшая её с ног на голову. И от одной мысли об этом я снова улыбнулся, оставив байк в гараже и входя в дом.

Бросив ключи на журнальный столик, я прошёл в слишком просторную для меня одного гостинную, включая свет, и мой взгляд зацепился за висевшую на стене фотографию счастливой семьи, которой давно уже не существовало. На этом снимке мне было десять лет и я смотрел в камеру с не по годам серьёзным лицом, а рядом стояла улыбающаяся мама в ярком летнем платье и совсем молодой отец, с лёгкой улыбкой обнимавший её за плечи. Господи, как давно это было... Так давно, что мне уже казалось, что это было воспоминание из какой-то другой жизни, которая принадлежала кому-то другому, но не мне.

Вздохнув, я направился в спальню и, раздевшись, пошёл в душ.

Я давно уже жил один, почти не общаясь с отцом, полностью посвятившим себя своим пациентам и клинике после развода с матерью. Мой отец был кардиохирургом, широко известным в узких кругах, но наши с ним отношения никогда не отличались особой теплотой и даже то, что я, в конце концов, пошёл по его стопам, не сделало нас ближе.Казалось, наша семья для него всегда была на втором месте, а самой главной его любовью и делом всей его жизни оставалась медицина и, не выдержав этого, мама подала на развод.

Мои родители развелись, когда мне было четырнадцать, и мама почти сразу улетела в Штаты, а я остался с отцом, хотя мы с ним никогда не были особо близки, а после развода он и вовсе сутками стал пропадать в клинике, а я был предоставлен сам себе и вскоре связался с бандой стритрейсеров и начал по вечерам зависать с ними на автодроме за городом и в итоге сам увлёкся гонками.

Постепенно это увлечение переросло в настоящую страсть и со временем стало приносить неплохой доход, хоть я и так никогда не нуждался в деньгах, но дело было даже не в них, а в том адреналине, который бурлил в моей крови, когда я летел по ночной дороге, обгоняя ветер. И вскоре я уже не представлял своей жизни без этой регулярной дозы драйва и скорости.

Стритрейсеры всегда были экстремалами вне законов и общепринятых правил, которые жили в атмосфере скоростных соревнований и азарта и являлись полной противоположностью опытным и профессиональным гонщикам, игнорируя все принятые правила движения и безопасности. Их привлекало все, что было чересчур быстрым, опасным и запрещенным.И именно непреодолимая жажда скорости заставляла нас ночь за ночью выгонять наши машины на дороги ночного города. И вскоре я стал одним из лучших гонщиков, оставляя всех соперников далеко позади.

Но в этих нелегальных гонках крутились не только большие деньги, но и опасные и влиятельные личности, которым я не единожды переходил дорогу в силу своей безбашенности и врождённой дерзости, ведь сколько себя помнил, всегда ходил по краю, смеясь в лицо опасности, и ничего не боялся. Но это не могло продолжаться вечно.

Ставки были запредельно высоки, так же, как и риск, но это определённо того стоило, ведь тот драйв и адреналин, что бурлил в моей крови, когда я летел сквозь ночь, наслаждаясь полной и абсолютной свободой, было невозможно ни с чем сравнить.

Мы все рисковали, ведь мало было прийти к финишу первым — надо было ещё не нарваться на копов и совладать с нервами и волнением.Но пока мне это удавалось и я не собирался останавливаться.

Чен был одним из учредителей гонок и, заметив меня, взял под свое покровительство, став в итоге моим самым надёжным и лучшим другом, и именно благодаря ему я всегда выходил сухим из воды даже в, казалось бы, безнадежных ситуациях. У него были связи не только в теневом мире, но и в полиции и поэтому вышестоящее руководство сквозь пальцы смотрело на то, что происходило по ночам на улицах столицы.

Регулярные победы в гонках принесли мне не только деньги, но и популярность у девушек. Среди гонщиков меня знали под именем Ромео, и, слыша об этом, девчонки буквально млели и таяли, вешаясь мне на шею и штабелями укладываясь в мою постель. Но я прекрасно понимал, что они просто велись на смазливую внешность и ауру крутизны и опасности, что всегда окружала меня и моих друзей, и я вовсе не был верен одной Джульетте. Почувствовав вкус успеха, я стал совершенно неуправляем, меняя подружек, как перчатки, и не испытывая ни малейших угрызений совести. Драйв, адреналин, скорость, помноженные на алкоголь, лёгкие наркотики и безумный секс — от всего этого было очень легко потерять голову.

Но все мои игры со скоростью и хождения по краю пропасти вместе с сумасшедшими ночными развлечениями отошли на второй план, когда в моей жизни появилась новая любовь — самая сильная и прекрасная, на которую я никогда не думал, что был способен. И звали эту любовь, навсегда изменившую меня, Ли Хани.

Хани была пациенткой моего отца и, однажды увидев её у него в клинике, я понял, что пропал, впервые влюбившись так сильно и безоглядно.

Хрупкая нежная девочка с врождённым пороком сердца — она стала моим всем, изменив меня навсегда и сделав тем, кем я был теперь.

Она всегда казалась мне изящной фарфоровой куколкой, с полупрозрачной бледной кожей и тонкими запястьями, а её огромные лучистые глаза смотрели мне прямо в душу, околдовывая и подчиняя себе, и я впервые не чувствовал той уверенности, с которой всегда вёл себя с девушками, ведь раньше мне не составляло никакого труда охмурить любую красотку.

Но Хани была другой. Хрупкая и нежная с виду, она была настоящим бойцом со стальным характером, ведь всю жизнь боролась с болезнью и знала истинную цену вещей.

Она была нежной, но очень смелой. И она была настоящей, без фальши и наигранного кокетства.

И когда она впервые взглянула на меня и улыбнулась, протянув свою маленькую ладошку для рукопожатия, мои руки дрожали и я чувствовал себя так, словно мне на ладонь села изящная бабочка — прекрасная, но невероятно хрупкая, и я боялся даже вздохнуть лишний раз, чтоб не навредить ей и долго не решался признаться в своих чувствах.

Но даже тут Хани оказалась смелее меня, ведь у нее в запасе было не так много времени и никто из нас не знал, когда её сердце может остановиться навсегда.И когда мы начали встречаться, я чувствовал себя самым счастливым человеком на земле.

Я стал её первым парнем, а она — моей первой настоящей любовью.

Хани... Моя любимая нежная девочка…

Я бережно хранил все наши воспоминания и иногда, когда мне становилось совсем плохо, доставал их из потайного уголка сердца, позволяя себе немного согреться их теплом и черпая в них силы, чтобы жить дальше. И чтобы отомстить тем, кто был виновен в её смерти.

Когда Хани сказала мне, что беременна, я был готов носить её на руках и бросить к её ногам весь мир, готов был навсегда покончить с гонками, ведь моя девочка всегда безумно переживала и волновалась за меня и каждый раз я обещал ей, что этот заезд был последним, но вскоре вновь срывался, а после, видя слезы и тревогу в её глазах, чувствовал себя ужасно виноватым. Но она всегда прощала меня и я понимал, что недостоин её.

А потом произошла та жуткая авария, забравшая самое драгоценное, что было в моей жизни — любимую девушку и нашего нерожденного ребёнка. И в ту ночь я умер вместе с ними.

Я подозревал, кто был причастен к катастрофе, унесшей их жизни, но у меня не было доказательств, и потому виновные до сих пор разгуливали на свободе. Дело вскоре закрыли за недостатком улик, а я остался один на один со своей болью и разбитым сердцем.

Чен был единственным, кто поддерживал меня в то время, и не позволил мне окончательно слететь с катушек и натворить глупостей, пообещав, что поможет мне выяснить, кто это сделал и позаботится о том, чтоб они не остались безнаказанными.

За время моей гоночной карьеры я нажил себе немало врагов, которые не скрывали своей ненависти ко мне и прямым текстом грозились убрать меня, не гнушаясь самыми грязными способами устранения конкурентов, но я не боялся их и не воспринимал всерьёз их угрозы и это злило их ещё больше.

Догнать меня на трассе было практически невозможно, испортить мне машину — тоже, потому что я никого к ней не подпускал. И потому они решили пойти окольным путем и вывести меня из игры, ударив по самому дорогому. И не просчитались, ведь после смерти Хани я покончил с гонками раз и навсегда, и до сих пор винил себя в том, что случилось в ту роковую ночь. Но никакие сожаления и никакое раскаяние не могли вернуть её мне. Я снова остался один, а моё сердце превратилось в застывший кусок льда и я подчинил всю свою жизнь лишь одной цели — найти и уничтожить ублюдков, убивших мою Хани.

Давняя боль, не ослабевавшая ни на миг, всколыхнулась внутри с новой силой, стоило мне лишь вспомнить о трагедии, разделившей мою жизнь на до и после, и я стиснул зубы и сжал кулаки, ударяя ими в стену со всей силы. Боль от удара немного отрезвила меня, вырывая из ужасных воспоминаний, но горечь от потери любимой никуда не делась, постепенно убивая меня изнутри.

Тяжело вздохнув, я прижался лбом к запотевшему стеклу душевой кабины, чувствуя, как жжет глаза от непролитых слез.

Выключив воду и вытеревшись, я вышел из душа, снова включая свет в гостинной и спальне, чтоб создать хотя бы видимость уюта.

Но тишина пустого дома по-прежнему давила на уши, разносясь оглушительным эхом по просторным комнатам, где в тенях меня поджидали призраки моего прошлого, и я снова вздохнул, чувствуя себя невероятно уставшим и одиноким.

После смерти Хани у меня больше никого не было, ведь, потеряв любимую, мне казалось, что у меня вырвали часть сердца, и я не мог допустить даже мысли о том, что кто-то другой займёт её место. Это было невозможно, немыслимо, неправильно, а секс на одну ночь теперь казался мне чем-то мерзким и мне претила сама мысль о том, чтоб уложить в нашу постель какую-то легкодоступную девицу, которые до сих пор продолжали вешаться на меня. И отчасти этим объяснялось то, что я едва не сорвался сегодня с Мари, хоть и обещал себе не спешить и все делать медленно и постепенно.

Последние пару лет меня мучила бессонница и потому я так часто сбегал из дома по вечерам, просто садясь на байк, и ехал, куда глаза глядят, чтоб окончательно не сойти с ума, ведь после смерти Хани был близок к этому, как никогда.И, в итоге именно благодаря моим ночным поездкам я встретил Мари, так похожую на мою погибшую возлюбленную.

Я прекрасно видел, что она не хотела меня отпускать, не хотела прощаться, и впервые за долгое время чувствовал то же самое, но так же я видел и то, как она смущалась и прятала глаза, когда мы уже стояли у её дома, хоть и пыталась казаться уверенной и смелой. И при воспоминании об этом я вновь улыбнулся.

Малышка, скорее всего, была ещё нетронутой, хоть и старалась выглядеть опытной, и я просто таял от её почти детской наивной искренности и невинности, которых давно уже не видел в окружавших меня хищных львицах.

А Мари на самом деле была просто маленьким несмышленым котёнком, которого мне хотелось защищать и оберегать всеми силами, хоть он и пытался строить из себя льва и казаться грозным.

Я улыбнулся собственным мыслям, подумав, что если б мог, то засунул бы её в карман своей куртки и везде носил с собой, чтоб малышка не вляпалась в очередные неприятности, и не хотел даже думать о том, что могло произойти, если б меня не оказалось рядом с ней в ту ночь, когда мы впервые встретились.

И уж тем более, я не мог позволить ей жалеть о том, что произошло между нами этой ночью, ведь и сам хотел этого не меньше, и даже если бы она не попросила меня поцеловать её , я бы не смог сдержаться и сам это сделал, ведь впервые после смерти Хани я ощутил что-то, кроме всепоглощающей пустоты и ледяного холода глубоко внутри - там, где когда-то билось сердце.

Когда я впервые увидел Мари, то не поверил своим глазам, ведь испуганная девушка, выбежавшая под колеса моего байка, была почти копией Хани, и на миг меня накрыло такое сильное дэжавю, что я лишь чудом вовремя нажал на тормоз, но уже в ту ночь я понял , что не смогу так просто её отпустить, и она, похоже, была совсем не против.

Но наши отношения и так развивались слишком стремительно и я решил, что те вольности, которые я сегодня позволил себе в полутемном кабинете друга, поддавшись желанию, были последними.

В какой-то мере я был рад, что нам помешал Чен, ведь, хоть я и убеждал себя в том, что смог бы вовремя остановиться и не наделать глупостей, но вспоминая, какой тёплой, хрупкой и податливой была Мари в моих руках и как жадно отзывалась на мои откровенные ласки, отвечая на каждый поцелуй, я понимал, что ещё немного — и опьяненный сладостью её губ и податливостью юного изящного тела, я был в шаге оттого, чтоб окончательно потерять голову и овладеть ею прямо там. Но совсем не так я представлял себе развитие наших отношений. Секс на первом свидании был для меня нормой во времена моей бурной молодости, но не теперь.И в этот раз я хотел сделать все правильно.

Но, к сожалению, моё бурное полулегальное прошлое вовсе не собиралось так легко меня отпускать и его отголоски все ещё настигали меня в настоящем. И я сказал Мари правду — на самом деле я вовсе не был таким хорошим, как ей показалось. Она просто очень многого обо мне не знала и для неё же было лучше, чтоб это так и оставалось.

К тому же, теперь на горизонте возникли непредвиденные осложнения, о которых ей ни в коем случае нельзя было знать.И одно неотложное дело, из-за которого мне нужно было исчезнуть на неопределённое время, пока я с ним не разберусь, ведь благодаря той информации, что добыл для меня Чен, я, наконец, мог выйти на тех ублюдков, из-за которых погибла моя девушка.

Прости, котенок, но мы теперь нескоро увидимся. Сердце неприятно кольнуло, но я знал, что не смогу двигаться дальше, пока не покончу со своим прошлым раз и навсегда.

... У бурных чувств неистовый конец... Он совпадает с мнимой их победой.Разрывом слиты порох и огонь...