Розэ не знала, сколько прошло времени, и поначалу даже не поняла, где находится, с трудом приходя в себя и понимая, что её голова лежит на больничной кровати, а проснулась она от того, что кто-то гладил её по волосам, осторожно перебирая пряди тёплыми чуткими пальцами.

С неохотой разлепив сонные глаза и подняв голову, она увидела улыбающегося Чонгука, смотревшего на неё сквозь ресницы... с давно забытой нежностью.

— Ты почему здесь, малышка? — хрипло прошептал он, и от этого тёплого звука она словно согрелась изнутри. Ведь в последнее время он называл её малышкой только в постели, когда трахал, как одну из своих многочисленных шлюх, которых наверняка звал точно так же, чтоб не путаться в именах.

— Где же мне ещё быть? Ты так напугал нас… — Розэ выпрямилась, отводя волосы с лица, и рука брата тяжело упала на постель.

— Ты всю ночь тут провела? — он нахмурился, словно этот факт, да и само её присутствие здесь казались ему чем-то невероятным.

Девушка кивнула, слегка улыбнувшись, но его взгляд вдруг изменился, став далёким и холодным, словно он моментально отгородился от неё ледяной стеной, снова став колючим и жёстким.

— Не стоило. Со мной все в порядке, — отстранённо бросил парень, больше не глядя на неё, и Розэ сжалась, почувствовав себя никому не нужным брошенным котёнком, надоевшим хозяину.

Но она больше была не намерена молчать и терпеть.

Обхватив пальцами руку старшего и сжав почти до боли, она заставила его вновь посмотреть на нее.

— Зачем ты это делаешь? Зачем так себя ведёшь? — прошептала Розэ, чувствуя, как к глазам подступают слезы, но упрямо сжала губы, решив идти до конца и выяснить все сегодня раз и навсегда.

Увидев, как она кусает губы, чтоб не заплакать, Чонгук немного смягчился и тяжело вздохнул, протянув руку и погладив её по щеке.

— Не плачь, Рози… поверь, я того не стою, — выдохнул он, поморщившись, когда нечаянно задел повреждённое ребро, и девушка едва сдержалась, чтоб самой не надавать ему тумаков, хоть и понимала, что лежачих не бьют.

А очень хотелось вправить, наконец, мозги этому напыщенному болвану.

Но вместо этого она лишь сильнее сжала его пальцы, до этого гладившие её лицо, и фыркнула:

— Глупый! Какой же ты глупый, Чонгук… Хоть и старше меня, а очевидных вещей не понимаешь…

Брат мягко улыбнулся, не сводя с неё пристального взгляда, словно видел впервые, и тихо шепнул:

— Каких же?

Розэ неожиданно для самой себя смутилась, но все же посмотрела прямо в глубокие карие глаза напротив, едва слышно шепнув:

— Ты того стоишь. Конечно стоишь… даже не сомневайся в этом.

Чонгук какое-то время вглядывался в ее глаза, словно хотел отыскать в них ответы на одному ему известные вопросы, этим пристальным тяжёлым взглядом проникая до самого дна души и почти не давая дышать, но затем тяжело вздохнул и прикрыл глаза, позволяя Розэ, наконец, тоже перевести дыхание. И, словно очнувшись от какого-то гипнотического транса, она вновь потянулась к его руке, сжав ее своими маленькими прохладными ладошками, и тихо шепнула:

---- Что с тобой происходит, Чонгук?.. Зачем ты ведёшь себя, как разнузданный альфа — самец, решивший уложить в свою постель весь прайд? Зачем пьёшь? Зачем… намеренно причиняешь мне боль? ---- она, наконец, решилась задать ему так давно мучившие её вопросы, и если бы не тяжесть ситуации, рассмеялась бы от горькой иронии судьбы, ведь ей удалось впервые за долгое время нормально поговорить с собственным братом, лишь когда он оказался прикован к постели.

Но он снова отвёл взгляд, сжав губы в тонкую линию и тихо обронив:

— Поверь, тебе... не нужно этого знать.

Но этого Розэ уже стерпеть не смогла. Она была сыта по горло его отвратительным отношением к ней и этой никому не нужной загадочностью.

— Чонгук, — её голос сейчас больше напоминал лёд и был таким же твёрдым и холодным. — То, что ты старше и сильнее, не значит, что я не смогу задушить тебя во сне подушкой, если будешь и дальше вести себя, как последний придурок!

Но, похоже, старший брат не воспринял её угрозы всерьёз, лениво усмехнувшись и протянув:

— Ты что, только что рычала на меня, котенок? Радуйся, что я сейчас настолько слаб, что не могу даже сам встать с кровати, иначе твою сладкую попку ничто бы не спасло от наказания.

Щеки Розэ вспыхнули огнем от его слов и того развязного тона, которым они были озвучены, но сейчас она была совершенно не в настроении для этих пошлых игр.

— Вижу, тебе уже и правда лучше, — сухо обронила девушка и уже собралась встать и уйти, раз ему было не нужно ее присутствие здесь, но Чонгук внезапно поймал её за руку, потянув назад, и прохрипел неожиданно глухим ломким голосом, вмиг растеряв всю свою самоуверенность.

— Не уходи, Розэ… Останься, пожалуйста… Побудь со мной ещё... хоть совсем немного…

Его надтреснутый голос почти заставил её сломаться и уступить ему, как и всегда, но она продолжила гнуть свою линию, позволив себе лишь один тихий вздох, устало проворчав:

— Только если наконец объяснишь, как из моего ласкового и заботливого старшего брата ты превратился в высокомерного озабоченного мудака.

— Даже так? — услышав все эпитеты, которыми она его наградила, Чонгук выгнул тёмную бровь и усмехнулся, совсем не обидевшись на слова сестры, ведь и сам понимал, что это была правда.

Но Розэ не отступила и не отвела взгляд, шепнув:

— Да. Даже так.

Он прикрыл глаза, не выпуская её маленькой ладошки, и глубоко вздохнул, словно собираясь с мыслями, и она затаила дыхание, не смея поверить, что они, наконец, нормально разговаривают, и все их общение не сводится к быстрым перепихонам в его спальне или ванной.

Чонгук молчал так долго, что ей уже стало казаться, что он не ответит, но, в конце концов, он рвано выдохнул, не глядя на неё, но и не выпуская её руки из своей, и тихо произнес:

— Розэ, я… Прости, я знаю, что в последнее время вёл себя, как последний мерзавец, и очень сильно тебя обидел… Но я... просто не знаю, что делать…

— С чем? — тихо спросила девушка, как завороженная глядя на него и замирая каждый раз, когда его тёплые сильные пальцы неосознанно поглаживали тыльную сторону её руки, пока он говорил.

— С тем, что со мной происходит. С моими чувствами ...к тебе.

Услышав это, Розэ затаила дыхание, во все глаза глядя на него и ожидая, что он скажет дальше, а Чонгук вздохнул и тихо добавил:

— Все эти бары, пьянки, девчонки на одну ночь... Они не нужны мне... совсем не нужны... Я думал, что... это поможет мне забыться, но... это больше не спасает меня, а наоборот, делает только хуже и... причиняет боль тем, кого я люблю…

Розэ сильнее сжала его руку и неслышно шепнула:

— Гук… О чем ты говоришь?

Он, наконец, перевёл на неё тёмный нечитаемый взгляд и глухо произнес:

— А ты... не догадываешся?

Розэ тяжело вздохнула.

— Своим поведением ты всем нам делаешь больно, ведь мы все тебя любим и переживаем за тебя…

Чонгук наконец отвёл глаза, на мгновение прикрыв их длинными тёмными ресницами, а затем попытался сесть на постели, но у него ничего не вышло, и он с глухим стоном упал на подушки, схватившись за ребра.

Розэ тут же вскочила и бросилась к нему, не зная, что делать.

— Чонгук !… Тебе очень больно? Позвать врача?!..

Но тот лишь покачал головой, все ещё морщась, и прохрипел с улыбкой:

— В этом вся ты, малышка… Даже несмотря на то, что я столько раз делал тебе больно, ты все равно заботишься обо мне.

— Разве я могу поступить иначе? Я же люблю тебя, глупый… --- прошептала она, кусая губы, чтоб не расплакаться от жалости к любимому человеку.

Но... ее любовь была ему совершенно не нужна.

По крайней мере, Розэ считала именно так, пока с его губ не слетело тихое и какое-то обречённо --- смиренное:

— Вот и я... люблю одну девушку, которую... любить не должен... и потому пытаюсь всеми силами забыть её. Но у меня... ничего не выходит… совсем ничего... — глухо шепнул он, глядя ей прямо в глаза, и Розэ только теперь заметила, что они оказались так близко друг к другу, что их губы разделял лишь вздох.

Чонгук смотрел на неё так пронзительно, почти умоляюще, что ей лишь огромным усилием воли удалось заставить себя отодвинуться от него, когда он потянулся к ней и почти накрыл её губы своими. Она отвернулась в последний момент, и мягкие бархатные губы брата мазнули по её щеке, и он со вздохом откинулся на подушки.

— Всё правильно, малыш… Не позволяй мне этого делать. Больше не позволяй…

От затаенной тоски и боли в его приглушенном голосе ей самой стало невыносимо больно, и она не смогла сдержаться и нежно погладила его по щеке, снова склоняясь над ним, хоть и понимала, что это плохая идея.

— Так ты… Говорил обо мне? — неслышно шепнула Розэ, боясь в это поверить.

Брат тихонько хмыкнул, не открывая глаз, а затем устало улыбнулся, поймав её руку, и прижал к своей щеке, глухо шепнув:

— А о ком же ещё, глупышка?

Розэ показалось, что она ослышалась.

А ещё... она была уверена, что время остановилось и мир перевернулся с ног на голову, ведь Чонгук... он никогда раньше открыто не говорил, что любит её.

— Почему ты... говоришь мне это... только сейчас? — прошептала она непослушными губами.

Чонгук вздохнул, мягко коснувшись сухими горячими губами центра ее ладони, и его лицо исказилось болезненной гримассой, словно эти слова причинили ему физическую боль, когда он глухо выдохнул:

— Потому что понял, что не смогу разлюбить тебя, как бы ни пытался…