Рада приветствовать на своём профиле! Кто я? Я пишу, рисую, отдала сердечко театру — словом, творческий человек. Идей много, времени мало, голова кругом, но я пытаюсь. Пробую себя в разных жанрах и формах и обитаю на нескольких площадках. Возможно, здесь когда-нибудь появятся мои фэнтезийные "впроцессники" или даже фанфики, но это уже совсем другая история... :) Не выступаю против здоровой критики. Возникают вопросы и замечания — рада буду подискутировать с вами! Да и не только подискутировать, вообще всякому любителю поболтать мои двери открыты. Добро пожаловать!

Здравствуйте! В Конкурсе персонажей (https://www.surgebook.com/RKrauze/book/konkurs-personazhey) миновало заключительное пятое задание – зарисовка от лица героя. Свой ответ приложу ниже. А пока небольшое лирическое отступление. XD Я безумно рада, что решила поучаствовать в этом мероприятии. Я получила массу впечатлений и значимый опыт. Первый опыт, кстати! Огромное спасибо замечательному Р. Краузе (https://www.surgebook.com/RKrauze) за него. Было весело, и сложно, и захватывающе. Эмоции остались сплошь положительные, этот период своей жизни я запомню надолго. :) И, пожалуй, отдельная благодарность за великодушное поощрение первопроходцам Конкурса – ведь арт достанется каждому участнику, дошедшему до финала. Это просто потрясающе! Но победителю всё равно даётся привилегия первоочерёдности – справедливо, я считаю. Текст последней зарисовки. Я заставила своего приятеля собственноручно написать письмо – получается своеобразное небольшое предвосхищение того, что будет в основной работе. Там я эпистолярный стиль разверну на полную. :D "[Попросила своего написать письмо. Так, от души, без соблюдения строгих формальностей. Прилагаю его здесь же, без исправлений и с сохранением исходного вида.] Далёкому Художнику. Здравствуйте, дорогой Художник. Я пишу Вам по просьбе Создателя (теперь мне наверняка известно, что таинственная леди, проводившая меня несколько лет назад в прошлое, — не кто иной, как мой создатель). Мне жаль, что, проснувшись, я не вспомню и строки из этой рукописи, и в то же время надеюсь, письмо достигнет адресата. Меня попросили быть с Вами честным, и я буду. Создатель в деталях поведала мне о проводимом Вами соревновании, в котором принимает участие она и, по существу, пусть и косвенно, я вместе с ней. Признаться, услышанное повергло меня в некоторое… Ладно, без обиняков: я понятия не имею, как это всё вообще комментировать и что я должен Вам сказать. Не то чтобы меня пугала эта авантюра как таковая, вовсе нет, я влипал в передряги и похуже. Нет. У меня, знаете ли, куча портретов. Улавливаете суть? Ко мне, представителю королевской четы, живописцы в очередь строятся. А тут, простите, Создатель говорит мне, что просителем с какого-то перепугу стал я сам. Не приведи Нейертидус, об этом на том свете узнает мой отец! Вы, пожалуйста, уважаемый Художник, не думайте, конечно, что я умаляю Ваши таланты, отнюдь. Я лишь хочу донести до Вас простую мысль: мне эта ситуация в новинку, и я соврал бы, если бы сказал, что меня данное положение дел совсем не беспокоит. Да, «беспокоит»… выразимся так. Но Создатель ведь хочет этот несчастный портрет. Портрет, написанный именно Вашей рукой, господин Художник. Я рассудил так: ради какого попало творца она бы на такое не подписалась. А её воле и вкусу я решил доверять безоговорочно. Так или иначе, я ничего не теряю. Теперь мне и самому любопытно, какой на вид окажется эта картина, написанная, по словам Создателя, «в цифре». Картина в цифре? И что это должно значить?.. Это каламбур такой? Создатель хотела мне объяснить, но я отказался. Зачем, если проснусь и в любом случае всё забуду, верно? Пустая трата времени. А у меня даже во сне каждая минута на счету, ибо государственные дела не смотрят на часы. Я вот к чему веду. Если Создатель считает, что Ваше мастерство стоит того, чтобы за него побороться, я почту за честь, если Ваш выбор падёт на мою персону. Почему Вам стоит меня нарисовать? В душе не… Что-то мне подсказывает, уважаемый Художник, что Вы не принадлежите к числу людей, которых привлекут слова о том, насколько почётно получить право писать монарший лик с натуры. Так что на этот брехливый пафосный трёп я даже не буду распыляться, это никому из нас не интересно. Не уверен, сойдёт ли нижесказанное за аргументы, но я расскажу, почему я скорее заинтересован в победе, чем нет. Я уже говорил о множестве моих портретов у меня в наличии. И это естественно, их и должно быть много — я, в своём роде, обязуюсь их иметь. Однако среди них нет ни одного, на который я взглянул бы с гордостью или особой радостью. Все эти полотна достались мне легко, безо всяких эмоций, безо всяких усилий с моей стороны. Мог бы быть один самый приятный сердцу, потому что с автором его мы с давних пор сохраняем тёплую дружбу, но он вышел какой-то кривоватый, я убрал его с глаз долой. И наоборот, мог бы быть ещё один портрет — искусный до безобразия. Но его просто нет. Занятная вышла история… Королева Перельфина, моя ныне покойная дражайшая супруга, в один прекрасный день пришла ко мне в кабинет и настояла на том, чтобы мы пригласили некоего художника (не помню его имя, если честно, я всё время звал его «тот паршивец»), он был очень популярен, да и родом из Мельдераза — страны-колыбели изящных искусств. Она никогда ничего у меня не просила — мы с ней об этом договорились ещё до свадьбы. Я не лезу в её дела, она не трогает меня. Вот и весь договор. Но ради королевской печати на приглашении она нарушила условия. И впервые за три года брака я увидел в её глазах искренний блеск, а не холодные острые ножи, которые и без зрительного контакта резали больно, как бритвы. Это меня удивило, зацепило. В итоге я пошёл на уступку, и вскоре мы с ней сошлись на том, что совершили большую ошибку (а мы, смею заметить, мало в чём с ней соглашались), ибо даже такая непоколебимая женщина, как моя жена, уставала от заносчивого мельдеразского маляра, который плясал чечётку на терпении всех и каждого во дворце со своим отвратительным поведением. Мы даже синхронно пожелали запихнуть горящие угли в его надменный рот. Перельфина вдруг всё-таки запретила — настолько хотела портрет от него. Она вообще была кладезью загадок. Без жалости травила пятнадцатилетних дворянских девочек, говоривших «неправильные» вещи, но двое суток просидела в конюшне, когда её кобыла болела. Не проронила и слезинки на похоронах родной сестры — и могла заходиться в рыданиях на театральных постановках. Она везде видела врагов, всегда была настороже, шипела на любого, кто подходил слишком близко, ни к кому не привязывалась и по-настоящему не хотела от мира ничего, кроме этой треклятой картины. “Боюсь, Вы не понимаете, Ваше Величество, — сказала она. — Все наши изображения не стоят и деревянной пуговицы. Что в них необычного? Что за ними стоит? Кто к ним причастен? Ничего примечательного. Портрет должен что-то в себе нести такое, отчего в итоге на него можно было взглянуть с удовлетворением. Портрет должен быть выстраданный. Заслуженный, если вам так угодно. Без вложений это просто пустой рисунок”. Меня тогда эти слова не впечатлили, и я, хоть и позволил тому паршивцу остаться (в добром здравии!), сам от портрета отказался, королеву писали одну. Позже мне показали результат. И он воистину был великолепен. Но Перельфина не славилась мягкосердечием, так что маляру за его пакости мы в конечном счёте воздали сторицею. Не буду вдаваться в подробности: вернули мы его на родину хоть и живым, но шёлковым и кротким, как ягнёнок. Тем не менее, мельдеразский паршивец оставил моей жене картину, каких ещё не видели дворцовые стены — лучшее творение лучшего художника Афсигрийской Триады. Будучи на смертном одре, бледная, как привидение, с хвастливой улыбкой на потрескавшихся губах эта женщина заставила меня признать, что я завидовал её портрету. Я до сих пор его храню, никому не отдаю; на нём она даже вышла какой-то милой… Кто знает, господин Художник, может быть, Ваша работа станет для меня той же отрадой? Чем-то, что позволит мне сказать этой стерве после смерти, что она теперь такая крутая не одна. Вся эта ситуация с гонкой за право быть нарисованным Вами, как я уже упоминал, меня довольно «беспокоит», но оттого не менее будоражит и подстёгивает. Это мог бы быть мой первый портрет не «для галочки», а тот, который окажется мне даром и заслуженной наградой. Портретом, выбивающимся из общего систематического ряда, таким, который я пожелал сам. Создатель обещала показать его мне, и если это будет возможно, передать копию — и уж поверьте, я её буду беречь. Пожалуй, на этой трогательной ноте я поставлю точку. На прощание желаю Вам нарисовать то, что действительно захотите. И лучше этой картины не будет. Изобразите на ней меня — прекрасно, кого-то другого — да будет так, и не столь уж сильно я горю желанием утереть нос своей мёртвой супруге. Наверное. Искренне Ваш, Андреас Ш. Аскаданта". Спасибо за внимание, любите искусство, чтобы оно любило вас!

Здравствуйте! Четвёртое задание Конкурса персонажей (https://www.surgebook.com/RKrauze/book/konkurs-personazhey) пройдено! Я, если честно, испугалась, когда его увидела. Но получилось лучше, чем я думала. Спасибо Р. Краузе за этот мозговой штурм! Умудриться свести себя со своим героем в закрытом помещении... Это та ещё задачка. Но у меня, вроде бы, кое-как получилось. ( ˙꒳​˙ ) "Когда я открыла глаза, было уже темно, неизменно светила только моя любимая трудяга — настольная лампа. И было всё ещё тихо. Я до сих пор была одна дома? Странно. Да и как могло так быстро стемнеть? Я прилегла вздремнуть на сложенном диване всего на полчаса, а изменения произошли такие, будто я проспала оставшиеся полдня. Я приподнялась на локте, и с плеча съехал накрывающий меня плед… На который я совершенно точно от усталости решила наплевать, чтобы лечь спать поскорее и уже хоть как-нибудь. Боковое зрение уловило странную тень — и я ахнула, оглянувшись: на моём стуле тихонько сидел средних лет мужчина, которого я доселе не видела ни разу в жизни. Всё его тело выдавало усталость и болезненность, от подпираемой мягким кулаком склонившейся головы с тусклыми волосами и осунувшегося, бледного лица, до тяжёлого глубокого дыхания и каменной неподвижности конечностей. Услышав меня, он, превозмогая, медленно открыл глаза и оторвал голову от руки. У него были золотые глаза, хотя и блёклые, но явно не обыкновенные. Линзы? Обман зрения?.. Мы смотрели друг на друга в течение нескольких долгих секунд, в течение которых разгадка моего положения успела добежать до моего лихорадочно соображающего мозга, встала, переводя дыхание, совсем рядышком и уже было собралась постучаться в мою черепушку, как неожиданный гость вдруг нарушил молчание: — Здравствуйте. Прошу меня простить, я не хотел Вас напугать. — Д-да ничего, — машинально выпалила я в ответ. Этот абсолютно разбитый на вид человек совершенно не выглядел так, словно хочет разговаривать, но всё же он заговорил, чем огорошил меня вновь. — Добрый вечер. Не подскажете, что Вы тут делаете? — Я не знаю, — немного поразмыслив, промолвил он словно нехотя, равнодушный взгляд его опустился куда-то вниз, плавно, как воздушный шар с лишним балластом, и голова последовала за ним, снова падая на кулак. — А Вы? — Да это, вроде как… — я окончательно села, сгоняя сонливость, и тайком ущипнула себя за предплечье. Было больно. — ...моя комната. В воздушные шары глаз моего собеседника словно поддали газу, и они опять подлетели вверх, фокусируясь на мне. В мутных жёлтых радужках блеснула искра интереса. Чтобы не быть голословной, я огляделась и убедилась, что это действительно моя комната. Всё было на месте: диван, компьютерный стол и лампа на нём, шкаф, комод. Не хватало только… — Раньше там была дверь, — я глупо уставилась на голую стену, замещающую дверной проём. — Поверьте, я бы не стал Вас стеснять, если бы сам её нашёл, — в бесцветном голосе мужчины мелькнул оттенок чего-то ироничного. Прогресс. Я подскочила и рывком раздвинула шторы. Тоже стена. Что за чертовщина, мне же было больно от щипка! — Какая интересная ситуация, — обронила я вслух и обратилась к безучастному своему незнакомцу: — Раз уж пошла такая пляска, может, познакомимся для начала? — Андреас, — без пререканий отозвался мужчина, а сердце у меня упало в пятки. Догадка, наконец, до меня достучалась, с ноги ворвавшись в голову. В моей комнате, без окон и дверей, сидел мой литературный герой и вёл со мной беседу. Я приняла это на удивление легко — наверное, всё-таки спала. Теперь стало ясно, откуда взялся на мне, спящей девушке, плед и почему он выдавливал из себя ответы, несмотря на своё тотальное нежелание шевелиться. Этот человек вырос на правилах этикета. Аристократ. Король. Настоящий дворянин до мозга костей, благородство в него вшивали, как набивку в подушку, с ранних лет, и даже годы скитания по выгребным ямам общества не выбили это из него. Но почему мой дорогой Андреас, сильный и порывистый, неукротимый, как волна, сидел сейчас передо мной в таком прискорбном состоянии? Что его гложило? Что так его изменило? У меня, как у создателя, был только один ответ. Смерть. Или его возлюбленной Ребекки, или его дочери Розалии. Стало стыдно. — Спасибо за плед, Андреас, — попыталась как можно беззаботнее произнести я. — Зовите меня Софи. Мы пожали руки. Они у нас обоих были холодные. — Не стоит благодарности. Рад знакомству, Софи. Я уже не знала, восхищала меня его доведённая до автоматизма учтивость или бесила. — Похоже, это место только внешне напоминает мой дом. Как думаете выбираться? — Не знаю. — Вы не хотите? — Мне без разницы. Я обессилел и, похоже, умер. Мёртвым всё равно. — Умерли? Он перевёл на меня взгляд. Стеклянный взгляд убитого горем человека. Главной героине романа, поселившейся в теле принцессы, не дано было знать, что до обращения времени вспять сталось с несчастным отцом после её гибели. Для него это был последний удар, подрезавший его здоровью и жизненной силе крылья, сведший его в могилу. Как это было забавно: после смерти он попал туда, где родился. Туда, где я его придумала. — Дети не должны умирать раньше родителей, да? Сама не знала, зачем ляпнула это. Андреас поднял на меня ошарашенный взгляд, который, впрочем, вскоре потух. Он ничего не ответил, ничего не спросил. Мёртвым всё равно. В его глазах кончились слёзы, влага высохла, осталась только безнадёжная пустыня, единственный обитатель которой, заунывно воющая тоска, ползала по ней песчаным змеем, хладнокровно пережевывала жалкие остатки других эмоций и брезгливо выплевывала их ошмётки, оставляя на белках кровавые разводы воспалённых сосудов. По одному на каждое лишнее волнение в душе. У меня не хватило духу признаться, что в его бедах виновата я. Я только неловко положила ладони на плечи в попытке дать хоть какое-то человеческое тепло, утешение, которого в любом случае будет мало. Через несколько секунд Андреас поддался и уронил голову на моё предплечье. Мёртвым не важно, перед кем проявлять слабину. Их слабости уже не играют роли. Да и раскрыться перед незнакомцем всегда проще, не так ли? Мы пробыли так очень долго, не говоря ни слова, не пошевелив ни одним пальцем. Как это, наверное, было глупо и жалко с моей стороны: жалеть его, будучи творцом его судьбы. Особенно сейчас, когда ему предстоит путешествие на почти двадцать лет назад и избавление от череды нескольких потерь. Я не могла вернуть ему всё, сюжет я больше не перекрою. Но кое-что — могла. — Хочешь назад? — отстранившись, я улыбнулась ему. В контексте наших обстоятельств я внезапно подумала, что выкать Андреасу было бы несколько лицемерно. — Туда, где Розалия ещё жива. Где Лайнелл ещё жив. Змея-тоска во взгляде короля беспомощно зашипела, не в силах затушить разгорающийся в нём огонёк надежды и интереса. И дураку было слышно: я говорила слишком уверенно и воодушевлённо для того, кто просто мечтал вслух. Я не фантазировала. Это всё давно уже придумано. Я предлагала. — Продолжай, — заметно окрепшим голосом сказал Андреас, поднимаясь на ноги. Я решила уповать на силу создателя — не зря же я здесь Автор, в конце концов? Я должна была сделать что-то, чтобы превратить свою мысль в нечто осязаемое, но я не знала, какое конкретно действие от меня требовалось. Я вздохнула и прикрыла глаза, вспоминая. Причины обращения времени вспять были не столь существенны, мне были необходимы средства… Да, плевать на зачинщиков и их мотивы, кто именно перевёл стрелки часов, кто открыл ход в прошлое? Более того, кому было под силу стряпать миры, как две капли воды похожие на чужие комнаты? У кого хватало смелости и чувства юмора запирать в них творца наедине с творением, пользуясь сном первого? Этим букетом добродетелей обладал только один человек. Я пошла ва-банк, наобум, справедливо рассудив, что опозориться перед своим детищем в случае провала не так уж и страшно. Так или иначе, я и без того ему жизнь поломала. Андреас смотрел спокойно и внимательно, понимая, что всё, в чём он способен мне помочь — это не торопить и не мешать. Это придавало храбрости. Я щёлкнула пальцами, как фокусник, — впервые у меня это получилось так громко — и призвала ещё одного своего «ребёнка»: — Маркус! И, Господи боже, это сработало. За спиной послышалось протяжное ржание резвого скакуна, в помещение ворвался ветер, принося с собой запах рыхлой почвы, ночной росы и смоченных дождём листьев. Милый мой Андреас притянул меня на всякий пожарный поближе к себе. Позади нас во всей красе стоял мрачный темноокий всадник на чёрном коне. Мастер прокладывать ходы сквозь пространство и время, строитель миров, градоначальник славного города Арзара, которого нет ни на одной карте. Первый и единственный в истории человек, бросивший вызов богам и обманувший их, собственноручно провозгласивший себя судьёй и палачом всемогущей богини. Тот, в чью честь потомки называли звёзды. Тот, к кому нынче сами небожители обращаются за помощью, и он помогает — за определённую плату, конечно. Тот, чьей руке сейчас подчинится время. Маркус, как всегда степенный и невозмутимый, спустившись с коня, посмотрел на меня открыто, но почтительно, и склонился в приветствии. Он знал, кто я. Не мог не знать. Я кивнула, одновременно давая знак продолжить. — Ваше Величество король Андреас. Волею Нейертидуса, Повелителя вод, и с разрешения Арзалы-Курхиш, Повелителя смерти, позвольте проводить Вас домой. Мёртвым не дано удивляться. Андреас не хлопал глазами, глядя на героя из легенд. — Хорошо, — только и сказал он, и в этом этом слове отразилось и воскресшее величие, и благодарность, и благоговение. Он повернулся ко мне, глядя на меня с высоты своего немаленького роста, теряясь в выражениях. Наверное, он тоже что-то такое чувствовал. Что я ему не чужая. — Спасибо. Я не знаю, чем могу отплатить тому, кто способен на такие вещи. Но, клянусь, я готов сделать всё, что в моих силах. — Не благодари меня за это. Это то, что должно произойти, — ответила я, а затем, подумав немного, всё-таки добавила: — И постарайся не держать на меня зла за то, что я не могу вернуть тебе Ребекку. И за то, что памяти о будущем у тебя не останется. А о том, чтобы в этот раз всё пошло иначе, есть кому позаботиться, не переживай. — Да будет так. Я не буду задавать лишние вопросы. Маркус к тому времени уже вернул на законное место мою дверь и, открыв её, пригласил Андреаса в день рождения его дочери. — Кое-что всё-таки спрошу. Какой толк вот так провожать меня, если я всё равно ничего не вспомню? — Как знать. Может, забудется не всё. В добрый путь, Андреас. — Прощай. Король одарил меня напоследок такой знакомой мне лучезарной улыбкой и в следующий миг растворился в ткани портала. Маркус услужливо прикрыл за ним дверь. — Вот так фокус, — начала я важничать, когда мы остались вдвоём. Я, конечно, встречалась с ним лицом к лицу впервые, но раз уж все всё знали… Почему бы не заявить о себе? Это ведь моё детище. Мы будто тысячу лет знакомы. — Вам не понравилось? — не без доли поддёвки поинтересовался Маркус. — Я не об этом! Можно было бы и предупредить. — Каюсь, каюсь, — полубог поднял ладони, капитулируя. — Я попробую загладить вину. — Слушаю. — До Вашего будильника, создатель, ещё есть время. Может, прокатить Вас по Арзару? Когда нам ещё представится шанс… Я знала, что он это предложит. — Спрашиваешь?" Легенда о мрачном всаднике, само собой, в основной истории всплывёт. Но пока так. Спасибо за внимание, любите все свои сюжетные ходы, пусть иногда они и причиняют боль!