Слишком напуганный, чтобы вымолвить хоть слово, он продолжал разглядывать себя.

Разглядывать мертвеца в отражении чужих глаз.

Его рога действительно напоминали собой дьявольские, от чего становилось только страшнее.

Почему-то, краем сознания он понимал, что это очень плохо.

Что он мёртв.

Что вместо белых одеяний на нём чёрные.

Что вместо человеческого обличия — животное.

Что перед ним стоит отчаянно звавшая его тысячу раз душа, что желает...

Желает...

Чего?

Будто поняв его замешательство, женщина поднялась, холодно глядя на «существо» сверху вниз.

В её словах ощущалась злость и ненависть, она медленно говорила, будто с презрением выплёвывая каждое посвященное ему слово:

— Я желаю, чтобы ты просил прощение у каждого встречного. За то, что родился. За то, посмел жить. За то, что мог видеть и разговаривать. За то, что своим существованием осквернял этот мир.

С каждой фразой нити всё сильнее стягивали маленькое сердце, заставляя впиваться костлявыми пальцами в черную ткань, сжимая ту в судорожных попытках за что-то схватиться.

— Если тебя искренне простят, ты должен будешь отдать этому человеку свою голову.

Женщина ухватилась за его рога и одним движением поломала шейные позвонки, отсоединив от хребта оленью голову.

— И пока кто-то не додумается тебя похоронить, ты должен будешь искать нужного человека. Подсказывать, конечно же, нельзя...

С нежностью и заботой погладив оленью голову, незнакомка отдала ту дрожащему телу.

Скелет судорожно сжимал руками рога, будто пытаясь вдавить в себя потерянную часть.

— Я сорвала все связки, взывая к тебе. Ты должен быть мне благодарен, ведь ни ад, — которого ты так боялся, — ни рай, — в который ты так сильно не верил, — тебя не ждёт.

Заметив, что после её слов от него не последовало никакой реакции, женщина только усмехнулась.

— Надеюсь, ты вечность будешь страдать так же, как страдала я.

Юноша все ещё не решался на неё смотреть, по-прежнему оставаясь обезглавленным и прижимая к себе свою часть тела.

— Ненавижу. Ничтожество.

Только после этих слов, мертвец повернул оленью голову так, чтобы посмотреть уходящей в спину.

На его глазах та рассыпа́лась золотыми искрами, а пространство темнело, вскоре оставшись полностью черным.

На фоне тьмы мерцали светлячки.