– Это такая игра? – Да, если захочешь. – Ладно, и в чем суть? Какая основная миссия? – Реализовать свои задумки. Исполнить мечты. Добиться желаемого. – Хм-м, как-то слишком обтекаемо. – Целей много, можно выбрать любую во время игры. – Ну хорошо. А что с характеристиками? Их можно задать перед стартом? – Нет, только прокачать. Сильное тело или ум можно развивать с первого уровня. Потом по мере роста персонажа откроются и другие. – Окей. Как выбрать внешний вид? – Эта опция недоступна. Внешний вид формируется сам по умолчанию. В процессе игры его можно немного изменить. – Жаль. Максимум в уровнях перса есть? – Нет. – Значит, наверняка будут читеры. – Будут. Но если ты ответственно подойдёшь к прокачке персонажа, то читеры тебе не помешают. – Странно, но ладно. А что с ремёслами? – Выбор ремесла доступен после 15 уровня. Чем лучше прокачан персонаж, тем больше возможностей для выбора. – Ясно. Что насчёт респауна? Где точка возрождения? – Ее нет. – То есть как – нет? – Эта игра тем и интересна, что в неё можно сыграть лишь однажды. – Переиграть вообще нельзя? Это такая фича – отсутствие рестарта? – Можно сказать и так. Таково было требование заказчика, чтобы у игроков был только один шанс. И только от игрока зависит, воспользуется ли он им по полной или потратит впустую. – Интригующе. Ладно, запускай. – Загрузка локации... Создание неигровых персонажей... Старт! Яркий свет. Тёплые руки. Прохладный воздух. – Привет, малыш!

Моя небольшая проблемка начиналась каждый раз одинаково – ровно в 00:51 сознание отключалось, и я проваливалась в темноту на три часа и девять минут. В 4 часа утра я открывала свои глаза с ощущением, словно меня пропустили через мясорубку. С некоторой точки зрения так оно и было – не легко, знаете ли, втискивать свою древнюю душу в очередное тело. Не легко для этого тела, разумеется. Слишком много памяти, чужих воспоминаний и привычек, которые почти на сутки вытесняли хозяина очередного тела. Я была... кажется, уже каждым человеком на планете. Подводником, президентом, грабителем, солдатом, шахтером, балериной... Список бесконечен. Была я престарелым мужчиной, которого за углом ждала смерть, и новорождённым младенцем, впервые втянувшим воздух носом. Последнее было самой бесполезной тратой времени – сутки почти полного бездействия, если не считать слез и крика. Несмотря на душевную древность, я всё еще пыталась найти решение своей проблемки. Ежедневное переселение в новое тело изрядно выматывало. Я искала закономерности. Составляла карту. Ходила к гадалкам и шаманам. Неоднократно была у африканских колдунов. Разумеется, захаживала в церкви и вступала в секты. Много рылась в архивах и древних летописях. В последнее десятилетие всё чаще гуглила. Безрезультатно. Или такие, как я, хорошо скрывались, или я была одна. Видимо, что-то пошло не так в ту ночь, когда меня убили. Сложно сказать, что именно, я ведь умерла. С тех пор я скиталась по миру, не делая порой ни шага. Когда мне говорили «Попробуй пожить в моей шкуре», я заливалась истеричным смехом, потому что, видите ли, возможно я уже пожила в этой самой шкуре. А возможно – поживу там завтра. Многое стиралась из моей памяти, а многое хранилось там мне на зло. Я не рождалась каждое утро заново, а словно ныряла в очередной сон. Может, это и был бесконечный сон? Я слышала про чей-то страшный сон с бесконечной лестницей – поверьте, это ерунда, в сравнении с бесконечным переселением души на такой короткий срок. Ты почти не успеваешь ничего сделать – так, лишь глоток, кусок, момент – как уже снова новые лица и места, новое тело и новые попытки. Порой мне казалось, что я путешествую не по телам, а по персонажам – будто я просто заблудилась в библиотеке какого-то безумца. В очень большой библиотеке. И прыгаю из книги в книгу, из сюжета в сюжет, из сцены в сцену. Тут улыбнусь главному герою, там сделаю подножку злодею. Ничего существенного, так, второстепенное лицо, призванное мелькнуть мимоходом, созданное для наполнения книги жизнью. И, честно говоря, эта идея пугала меня больше всего. Потому что библиотека никак не заканчивалась. А, зная людей, я предполагала, что она никогда и не закончится. И, значит, странствовать мне по чужим сюжетам целую вечность. Хотя, возможно, однажды я попаду и в свои. Ведь в своей первой жизни я была сочинительницей историй. Разумеется, если и та жизнь не была лишь чьей-то выдумкой. Хотя я уже и в этом сомневаюсь...

Зал скромной капеллы был украшен серым матовым камнем. Он поглощал блики драгоценностей, которые обвивали принцессу, словно гирлянды. Он поглощал звук ее шагов в шелковых туфельках. Казалось, что этот серый камень впитывал даже боль, которая тягучими сгустками растекалась вокруг принцессы. Но нет, чувства он не трогал, у него в них не было нужды, и они окружали девушку плотным туманом. Возможно, кого-то и обманул ее вздернутый подбородок, решительные шаги и ее сжатые губы. Но Сазармунд – который так любил целовать эти самые губы – ощущал всё так ясно, как будто это он шёл мимо своих подданых, с тревогой гадающих, каким будет их мир при новой королеве. Как будто это был его путь от серых дверей до серого же подножия трона капеллы – в военное время короноваться в торжественном зале главного дворца было опасно. Как будто бы это ему ещё вчера принесли дурную весть... Но нет. Новость принес он сам. Постучался в кабинет Короля, где принцесса читала доклады с фронта, вошёл внутрь, подошёл к массивному столу, склонился в поклоне. Их никто не видел, но Сазармунд никогда не позволял себе фамильярности – только если принцесса сама того пожелает. Ему было трудно поднять на неё взгляд, он чувствовал себя предателем. Сазармунд даже готов был умереть от ее руки в этот момент – если так принцесса выплеснет свои чувства и если так ей станет легче. Но она не убила его. И не бросилась в спасительные объятия. И не заплакала. Только лишь не своим голосом приказала оставить ее одну. Сазармунд подчинился. Ночью он привычно по наружной стене добрался до ее окна. Думал, что будет утешать ее, думал стать ее поддержкой хотя бы на время ночи. Но в опочивальне ее не оказалось. Сазармунду пришлось ползти по стене обратно, подавляя в себе тревогу. Она всегда проводила ночи в своей спальне, уж ему ли не знать! Но после той дурной вести, после приспущенных штандартов на стенах крепости, после того ритуального воя труб, что раздирал душу не хуже клыков зверей... после всего этого принцесса могла сделать что-то ужасное. Сазармунд клял себя последними словами – не предвидел! Не предусмотрел! Его шаги эхом разлетались по пустым коридорам крепости. Он, не стесняясь, хлопал всеми дверьми подряд, пытаясь отыскать ее – и нашёл там, где не ожидал. Кабинет Короля, она всё ещё была там. Принцесса выпрямилась при его появлении, вздернула подбородок, скрыла заплаканные глаза стальным взглядом, которым, бывало, смотрел сам Король. – Принцесса, – выдохнул облегченно Сазармунд, и в этом слове сосредоточилось всё его волнение за неё. Она могла бы поддаться своим желаниям – без сил осесть на пол или припасть к плечу своего рыцаря. Ей простили бы что угодно – в эту ночь. Но она отчего-то чувствовала, что с той самой секунды, как любимые уста изрекли ту страшную весть, она – бывшая принцесса и будущая Королева – лишилась права на слабость. Лишилась права оседать без сил. Лишилась права рыдать на чьем-то плече. Лишилась права быть хрупкой и нежной. Она лишилась своей жизни, которая теперь принадлежала ее королевству. Она лишилась своего тела, которое теперь принадлежало ее королевству. Король не раз говорил ей об этом: – Это убьёт тебя изнутри и сделает бессмертной. Это чувство нельзя описать, но ты поймёшь, как только почувствуешь. – Но, отец, я не хочу, – бормотала она, теребя пальцами кружево платья. Тогда она ещё имела право теребить кружево. Король лишь качал головой: – Ты будешь править, дочь моя. Эти слова были выжжены на ее сердце. Они дарили ей гордость, они дарили ей страх. Теперь страха не осталось – какой страх, когда она лишилась жизни? Впрочем, не было и гордости. Была сталь, которая, казалось, не позволяла ей сгибаться. Бывшая принцесса и будущая Королева ощущала себя сборной моделью, которая состояла из железной воли, стального стержня и каменного сердца, чьей главной функцией было стучать. Оно и стучало. Ритмично. Монотонно. Даже Сазармунд никак не изменил этого стука. А раньше... Принцесса отбросила эти воспоминания. – Что вам нужно? – Принцесса, – рыцарь склонил голову. – Я не нашёл вас... – Если ничего срочного, – сухо перебила она. – То оставьте меня. Эти слова болью отозвались в душе Сазармунда. Конечно, он знал, что рано или поздно принцессу ждёт брак, и тогда она оставит его. Но потерять ее сейчас, когда она так нуждалась в нем!.. Сазармунд провёл ночь без сна. А на утро, стоя в тени серой колонны капеллы, он вдруг понял, что нет, она не нуждалась в нем. Бывшая принцесса, а ныне Королева не нуждалась больше ни в ком. Все нуждались в ней – всё королевство! – а она не нуждалась ни в ком. Кроме, разве что, серого камня, который все-таки поглощал не только отблески драгоценностей и звуки шагов, но и боль. Просто очень медленно.