Велико было мое замешательство и удивление когда я узнал фамилию того русского который выжил со мной, удивление так и застыло на моем лице когда его уста выговорили эту фамилию вслух (его моментальное замешательство так же не ускользнуло от моего взора), мир воистину тесное место. Представьте себе вероятность этого в цифрах, и выйдет умопомрачительное число. Но давайте для начала я изложу все произошедшее со мной после того я получил колотые ранения от этого ссыкливого слизня. Я действительно спал, когда он это сделал, но в себя я пришел, когда он уже убегал. Сначала боль эта врезалась в сон, а уж потом, открыв глаза, я увидел, что действительно на груди моей кровь, и не просто кровь, а моя собственная. Пытаюсь нащупать рюкзак, но его нет нигде, то есть, аптечки у меня теперь нет. Беру, снимаю с себя майку, которая на мне под кителем и рву ее на лоскуты, потом ползу ко-все еще тлеющему костру и стараюсь разжечь костер, получается не сразу но, в конце концов, пламя берет свое. Из кармана я достаю мультитул и докрасна нагреваю ложку, которая имеется на нем, а после уже прижигаю рану за раной, и крик мой сдерживает только кляп из кителя, ибо враг может услышать и тогда мне конец. После того как все раны обеззаражены я заматываю их лоскутами майки. После чего вырубаюсь, сил во мне нет ни на грамм. Прихожу в себя я даже не знаю через сколько, возможно прошло 8 часов, а может и сутки пролетели, этого мне узнать не судьба. Даже после этого сна я не чувствую себя бодрым. Хотя бы раны не кровоточат, и на том спасибо. Беру палку с кучки оставшихся дров и, опираясь на нее, ковыляю в темпе улитки в неизвестном направлении. Такими темпами, конечно, сложно будет куда-то добраться. Все тело саднит и ноет, приходиться очень часто садиться на траву и отдыхать. Но есть и плюс в моем новом темпе, огромный плюс который сохраняет мне жизнь. Пробираясь сквозь посадку кустарника я замечаю растяжку из гранаты и обезвреживаю ее. Будь я шустрее, летел бы и даже не заметил ее, а там один Бог знает, чем это все закончилось бы, может потерей конечности, а может и смертью, что вероятнее всего, так как спасти меня безногого тут было бы некому, и я просто истек бы кровью, а потом просто накормил червей. Путь мой продолжается и дороги впереди не видать. Я голоден и сил у меня уже почти нет, но я все ковыляю, превозмогая боль, усталость и жажду. Тут впереди виднеется грунтовая дорога посреди поля, надежда и воля крепнет во мне, и я делаю рывок к этой самой дороге и видимо переусердствовав - теряю сознание. В своем беспамятстве я вижу только размытые контуры и яркие, даже ядовитые слайды, мелькают перед моим глазами все быстрее и быстрее. Открыв глаза в первый раз, вижу над собой каких-то людей в хаки, черты их размыты, они о чем-то говорят, но смысл этих их слов мне не ясен, кажется, меня куда-то везут или мы летим, так как все голоса сопровождаются гулом. После одно из лиц нависает надо мной, и что-то говорит, все громче и громче, но смысл его речи мне не понятен, да и лицо это больше похоже на телесного цвета пятно с размытыми чертами, я пытаюсь пошевелиться но у меня это не получается, пытаюсь поднять голову, чтобы разглядеть поближе это пятно телесного цвета, но и голову я поднять не могу, кажется она стала весить тонны. Может ее залили бетоном, пока я был в отрубе? Кто знает. После этой мысли занавес кто-то опускает и я снова в беспамятстве. Так в бреду проходит неизвестное количество времени, я то прихожу в себя, при этом, не успевая понять, что происходит, снова проваливаюсь в бред. В бреду этом я вижу Аню и мою дорогую погибшую жену Кристи, вижу все прожитые мною годы, жизнь мне кажется, так коротка в этом бреду и не имеющей особого смысла. Пауки окутывают паутиной меня в этом бреду, а потом по беспомощному телу ползают черви, а я лежу беспомощный и ничего сделать не могу. После некоторых попыток у меня, получается, перевернуться на бок и я проваливаюсь и падаю в белесую пустоту. За тем глаза мои открываются, и свет бьет по сетчатке глаз моих, ослепляет, после надо мной нависает тень и я снова в воронке бреда и когда кажется, что конца этому нет, глаза мои снова открываются и мне даже, получается, сфокусироваться на окружающем меня пейзаже. Состояние мое как у пожёванной жвачки, а нахожусь я в сером помещении, довольно светлом, но пустом, кроме койки к которой я привязан, тут нет ничего, в комнате присутствует окно с решеткой и железная дверь с небольшим окошком. Открываю рот и пытаюсь позвать на помощь, но вместо речи из глотки моей вырывается хрип очень похожий на речь, но неразборчивое. Кажется, я тут провел немало времени.

На мой хрип и неразборчивое клокотание прибегает человек в белом халате. Это хорошо, что вы пришли в себя - начинает он - уж больно вы тут у нас залежались, уж как неделю вы только и делаете, что бредите и буяните в горячке, приходиться вас обкалывать транквилизаторами, а бюджет-то не резиновый. Пойду, сообщу старшему - добавляет он, разворачиваясь и направляясь к двери. После чего дверь закрывается на замок. Как только я увидел решетки железную дверь, то понял, что нахожусь в плену, по-другому быть не может. Видимо меня всё-таки нашли, но не совсем те, кто мне был нужен. Так я лежу, пытаясь собрать до кучи кашу в голове еще минут 10, после чего в двери прокручивается замок и на пороге возникает человек с калашниковым наперевес и хаки, дверь за ним притворяется, после чего он направляется ко мне. Похлопав меня легонько по щеке, он говори - Ну что, очнулся голубчик. И как мы себя чувствуем? - не рассусоливая вопрошает он. Голос мой хрипловат, но довольно разборчиво у меня, получается, ответить что, мол, самочувствие мое паршивое. Скажи спасибо, что вообще жив, остался - огрызается он. Еще парочку часов отлеживания на поле и ты был бы не жилец - повышая тон, замечает он. А теперь тебе предстоит показать свою благодарность, поведав нам некоторые полезные сведенья, если конечно таковые у тебя имеются и если жизнь тебе всё-таки дорога - без эмоций как пулемёт выплевывает он. Кажется вы зря старались вытаскивая меня из того света, товарищ лейтенант - выплевываю я - ведь мне известно не больше чем аквариумной рыбке, которая обитала в сосуде одна всю свою жизнь. Возможно некоторое время проведенное наедине с самим собой поможет вам припомнить какие-нибудь интересные факты. - говорит он разворачиваясь к двери. У самой двери он останавливается и через-плече бросает, что на моем месте он бы хорошенько подумал, перед тем как принимать какое-либо решение, ведь есть вещи пострашнее, чем смерть. Он закрывает за собой дверь, и слышится щелканье замка в двери, через пять минут после его ухода появляется пара рядовых, довольно крупной комплектации и отстёгивает меня от кровати, после чего на руки мои скрученные за спиной, ложатся со щелчком наручники, ноги мои так же сковываются и мелкими шажками, меня уводят в глубь этой тюрьмы. Новый мой номер довольно скромен по размерам, и составляет примерно 2 на 2 метра, не разгуляться. На полу лежит старый матрас, неподалеку красуется желто-серый толчок, на который без слез не взглянешь, про вонь я вообще молчу. Так я остаюсь наедине с самим собой, неизвестность ложится на меня и давит все сильнее и сильнее, только кто был в подобной ситуации знает каково это быть запертым в неизвестном месте и не зная что будет дальше, время как будто приобретает бесконечность, ты не знаешь сколько дней прошло, а может и месяцев. Ты просто сидишь и капаешься сам в себе, а еще строишь всяческие теории, которые одна фантастичнее другой звучат. Не знаю, сколько проходит времени, но как-то, раз за дверью слышится возня, затем шум замка и на пороге возникает тот самый лейтенант и пара новых или тех же солдат, на самом деле это не важно. В этот момент ты радуешься появлению даже таких неприятных для тебя личностей. Лейтенант пинает меня, после чего начинается долгий допрос, вопросы время от времени повторяются и заманивают лжеца в ловушку, тебя всячески пытаются подловить, и выловить несоответствия в твоем рассказе, а после каждого такого несоответствия ты получаешь то прикладом, то сапогом, то кулаком. Так продолжается, пока места живого на мне уже не сыщешь даже с помощью микроскопа. А заканчивается пытка, моей отключкой. Потом все повторяется по новой, а цикл закольцовывается. Одному только Богу известно, что бы я сделал с этими людьми, получись у меня вырваться с этих проклятых наручников. Я готов грызть их как зверь, за все, что они со мной творят, только бы вырваться, только бы добраться до них, смерть в мучения гарантирована каждому из этих зверей. Не знаю, сколько все это уже продолжается, но в один день на пороге стоят только эти двое, автоматы в их звериных руках смотрят на меня, один из них рычит, чтобы я встал, после чего они ведут меня в ту камеру, где неопределённое время назад я лежал связанный.

Они кладут меня на койку и так же вяжут по рукам и ногам, побоев больше не происходит. Время от времени, приходит молчаливый врач и мажет многочисленные ссадины, ранки и синяки на моем искалеченном теле какой-то вонючей мазью. Так происходит дот тех пор пока не сходит с моего тела последний синяк, счет дням я потерял, но тут хотя-бы окно есть, так что можно знать какое время суток на улице, но течения времени это не ускоряет, оно такое же затяжное, как и в подвале. Пока я лежу мысли мои крутятся вокруг моей семьи или того что от нее осталось, не уж то я больше не увижу Аньку и не смогу сообщить ей самого важного, того что преследует меня с того самого дня как она обрела самосознание, а с тем и право знать правду. На самом деле я не являюсь ей отцом - такое короткое предложение, и в то же время так сложно произнести его в слух, держа в голове, что может случиться, так что этот ребенок больше не будет любить тебя, так как раньше, хоть сам ты не поменялся. Давно это мучает меня, но

сидя в четырех стенах это становиться невыносимо. После моего полного выздоровления меня увозят неизвестно куда, с мешком на голове и наручниках на руках, меня уже ничего не страшит, все, что могли сделать плохого эти гниды - уже сделали, а смерть меня уже не страшит. Я сыт по горло! Когда с головы моей слетает мешок, оказывается, что я был в машине не один, а чуть позже выясняется что привезли нас на обмен. С души моей слетает булыжник весом в тон двадцать. Какое это сука облегчение! Своим я уже рассказываю, как меня держали в пелену и про все издевательства пережитые там. Теперь мы подбираемся к самому деликатному, касательно Аньки и моего статуса родителя. Когда этот клоп, выживший со мной в автомобильной катастрофе, сообщил свою фамилию, я узнал в нем истинного отца девочки, поэтому я удивился, а он в свою очередь удивился по той же причине, просто вероятность встретиться вот так очень велика. Теперь-то я знаю про него больше и уверен, что Аня ни минуты жалеть о нем не будет, поэтому намерен все ей рассказать при первом удобном случае, меня удивляет только одно, как этот хмырь не поведал ей о своем отцовстве, по какой причине он умолчал это неизвестно я полагаю даже Богу. Штука в том, что когда мы повстречались с Кристи, она уже была беременна, любовь моя была настолько велика к этому белокурому ангелу, что я закрыл глаза на этот нюанс, только поинтересовался, кто отец и что с ним стало. Она сказала что он мудак и не намерен растить ребенка, вместо того чтобы выполнять свои родительские обязанности он собирается умотать в россию. Как-то краем глаза мне удается посмотреть на этого человека, но взаимодействовать нам не приходилось и по этому образ его сглаживается и сходит почти на нет. Неприятностей этот Егор нам не доставляет, и почти сразу пропадает из виду, уезжая куда-то в россию, а я остаюсь с Кристи, и мы поспешно сочетаемся браком и довольно счастливым, если не брать во внимание проклятую войну, которая забрала ее от меня, благо Анечка жива и здорова.

Всё-таки это частичка Кристи, а как она похожа на нее, порой аж не по себе становиться.