Выход на связь десятый.
Стоики небезосновательно полагали, что на свете очень мало вещей, подлежащих человеческому контролю. Или, другими словами, человек предполагает, а господь располагает.
Это не означает, что нужно опускать руки и смиренно ждать своей участи. Нет, познавать мир, своё место в нём, становиться лучшей версией себя, часть нашей природы. Человеческое любопытство непобедимо. Если вдуматься, причин стремиться на Марс не так уж и много. Ещё меньше причин — найти способ улететь к другим звёздам. Да даже на дно Марианской впадины, если честно, не особенно и надо погружаться. Но человечество упорно старается улететь, погрузиться, разузнать больше про неизвестное. В процессе случаются открытия, которые двигают человечество вперёд. А бывает, что все усилия тщетны и как бы ты не бился, ничего не происходит. Так всё и происходило с нашими опытами над изучением природы телекинеза. И моими походами за периметр щита. И если с природой телекинеза Анна обещала вот-вот разобраться, и там действительно были определённые сдвиги, то с щитами, после обнаружения слова «мир», не происходило абсолютно ничего. Как будто бы щиты в насмёшку над человечеством дали ещё одну наживку и снова замолчали.
Любители теории заговоров, да и учёные с ними заодно, выдвинули теорию о цикличности явлений. Щиты появились 12 июля. Затем, до середины октября, ничего не происходило. Появилось слово мир из мха. Стало быть, к середине января, говорили учёные и просто медийные личности, нужно ожидать следующего проявления. Какого проявления? На основе чего такое предположение? На эти вопросы ответов никто не давал. Но все уцепились за трёхмесячный цикл и ждали.
Январь в Харькове, это полнейшая непредсказуемость. Может быть дождь, а могут и сугробы навалить. Впрочем, сугробы могут навалить и в марте. Бывало, что и вообще ни снега, ни осадков. Ясная погода, лёгкий мороз. В такие дни даже объявлялись смельчаки и выкатывали на велодорожку, благо, коммунальщики бдили и содержали в идеальной чистоте и дорожку и прилегающие парковые зоны.
У нас, в Саржином Яру, жизнь не прекращалась круглый год. Моржи, конечно в меньшем количестве чем летом, но купались. Бегуны, натянув баффы и зимние лосины, бегали. Походы по воду тоже вились ручейком. Учёные продолжали уныло ковыряться в попытках попасть за периметр щита. Туристы, в этот раз почему-то в основном из Южной Америки, как дети радовались морозу и фоткались на фоне храма. Всё шло своим чередом. А я в очередной раз собирался за периметр.
Привычно спустившись пешком к храму от нашей базы, я заглянул в пиццерию. Со мной, с октября, всегда теперь ходили двое охранников в штатском. Те самые, с которыми меня Иван и встретил осенью. Я к ним быстро привык, называл про себя «сено-солома», но почему-то не общался, да и они не стремились.
Думаю, Иван понимал, что я не сбегу. А если захочу сбежать, то сбегу. Но порядок есть порядок. А может быть, Иван знал что-то ещё и ребята не только следили, чтобы я не убежал, но и следили, чтобы меня какие-нибудь «коллеги» принудительно не пригласили стать экспонатом других спецслужб.
Мой приятель Виталик, владелец пиццерии, прилично заработал за эти полгода и собирался открывать уже третью точку в самом центре города, а я старался не упускать возможности, каждый раз перекусить у него после похода за периметр щита. Тем самым, как бы ненадолго оказавшись на свободе. Он, разумеется, был не в курсе, что я тут делаю так часто, видимо думая, что я повёрнут на спорте, тем более и раньше тут часто бывал. Да и прихожу постоянно в спортивном. А даже если и подозревал что-то, то никак это не показывал.
– Виталик, привет! — махнул я владельцу, который внимательно следил за тем, как новенький пиццайоло раскатывает тесто. — Я немного позанимаюсь и загляну через часик на пиццу.
— Без проблем. Смотри там аккуратнее, сегодня ж как раз третий цикл стартует. Вдруг ещё какая хрень вылезет.
Я удивлённо глянул на Виталика, но он уже был поглощён работой подмастерья. Видимо теории заговора влияют и на таких отъявленных социопатов.
В итальянском сегменте базы, на которой мы стали практически полноправными совладельцами, всегда царил весёлый хаос. Пустые бутылки с вином, соседствовали с хрупким оборудованием. Огромные сдвоенные мониторы показывали кучу графиков, но один, самый большой, был отдельно выделен под трансляцию очередного тура чемпионата Италии по футболу. Ворох бумаг беспорядочно валялся по всем столам, но итальянцы безошибочно доставали нужные им в конкретный момент. Вопреки распространённому мнению, итальянцы не бездельники поглощённые сладким ничегонеделанием с утра до вечера с перерывом на дневную сиесту. Умеют они работать и создавать. Чего стоит только Аппиева дорога, да та же Венеция — может не первый пример терраформирования, но точно самый известный. А чтобы построить всё это да и ещё много чего, что дала цивилизация Древнего Рима миру, нужно уметь работать. Вот итальянцы и работали. Не забывая идеально уложить волосы, сделать маникюр и почистить обувь. Умели и отдыхать от работы. Поэтому сиеста, это святое. Придаёт дневной сон заряд энергии. И вечером пара бокалов вина не для пьянства, а для аккомпанемента еде. А если работать, то должно быть весело и приятно.
Вот только кофе приличный я так и не приучил пить Паоло и Паоло, двух близнецов учёных из Италии, но я не отчаивался и верил.Наша группа, Анна, Артём, Антон, все на А, почему-то не особо сдружились с итальянцами. То ли воспитание, то ли служба обязывала. Но болтал между делом с ними только я. Заодно тренируя свой итальянский.
В этот раз близнецы ещё не пришли с утреннего кофе. Им полюбилась «мастерская кофе» на спуске к Саржиному Яру, которая, на мой взгляд, делала средне хороший кофе, но наверное самый близкий по вкусу к итальянской обжарке.
Анна, как обычно проигнорировала мои неуклюжие попытки флиртовать. Артём с Антоном, с деревянными лицами пялились в мониторы. Всё, как обычно.
— Анна, а какие прогнозы на сегодня? Ктулху вылезет или всё это байки? — ляпнул я, чтобы хоть как-то разбавить рутину.
— Всё, что несистемно и разрознено, не подтверждено научным методом — гадание. — отрубила Анна.
— С другой стороны, — задумчиво продолжила Анна. — последние пару дней мы фиксируем лёгкое колебание радиационного фона, хотя причин для этого конечно же нет. Но это не значит совершенно ничего. Раздевайся, сегодня нестандартный тест.
— О! Анна, этоже то, что я ждал последние полгода! — расплылся я.
Анна даже не удостоила меня взглядом и поставила на стол кейс напоминающий реанимационный набор из скорой помощи, но почему-то с перфорацией, как будто из чемодана хотели сделать дуршлаг и не с двумя защёлками, а с шестью и кодовым замком.
— В кейсе радиоактивный изотоп и несколько интересных приборов любезно предоставленных нам нашими итальянскими друзьями. Собственно, это и была идея Паоло, того который лысый, после того как мы заметили изменение радиационного фона.
Анна всегда проводила брифинг перед моим выходом, проговаривая вслух задачу теста, если это было что-то новенькое. Вряд ли она это делала для меня. Скорее как чек-лист у пилотов перед полётом. Проговорить, перепроверить ещё раз всё, что нужно сделать, чтобы избежать ошибки и не забыть какую-нибудь важную деталь.
Мне же, в свою очередь, всегда было любопытно, что и зачем я делаю, даже если я не понимал всей сути.
— Паоло считает, что направленное излучение изнутри щита, позволит нам нащупать физическую структуру щита, которой вроде как нет даже на молекулярном уровне, но всё же, очевидно, она есть.
Анна продолжала бормотать, перейдя на совсем непонятные мне термины а япобрёл к привычному скафандру, который щедро увешали свинцовыми пластинами.
Хотелось пошутить про то, что от изотопа у меня наконец-то вырастет кое-что, что заинтересует Анну, но пока я формулировал в голове достаточно толерантную фразу, уже пора было выходить.
Я не вёл счёт выходам за периметр, но он явно перевалил за сотню. Первое время в нашем сегменте кучковались все учёные из других сегментов, все наперебой предлагали идеи, что ещё можно сделать, чем меня нарядить и каким образом отправить в периметр. Через пару недель количество идей стало таким обильным, а учёные стали так рьяно спорить, чью стоит в первую очередь запускать вместе со мной за периметр, что Артём и Антон, явно через особистов рангом повыше, быстро всех выдворили и устроили запись на использование меня, разумеется самым кривым способом — по почте. Ещё через неделю путаницы, я на коленке соорудил телеграм-бота для записи, где обязательным была не только дата, ФИО учёного, но и гипотеза, которую он хотел проверить. Артём и Антон с удовольствием сняли с себя головняк, а я, таким нехитрым способом, получил доступ к самым свежим гипотезам и вообще к тому, в какую сторону двигается научная мысль.
Мысль двигалась, как ни странно, в сторону инопланетян. По крайней мере в этот период, когда я запустил бот. Слишком уж неоднозначно реагировал щит на эксперименты, как будто обладал сознанием. Именно такое выборочное поведение щита, заставило учёных моими руками, таскать за периметр всякого рода антенны, протягивать оптоволокно, витую пару и другие непонятные мне кабели. Подключать всё это и затем удивляться тому, как сложнейший прибор вдруг начинал работать в штатном режиме, но не показывал никаких отклонений, хотя должен был, а камера, обычная gopro, наоборот ничего не снимала, хотя в первый мой поход она как раз всё сняла.
Занятый этими мыслями я картинно надел на себя скафандр с помощью способности.
— Анна, смотри, I’m an Ironman!
И заботливо разложенные вокруг меня части скафандра в одно мгновение поднялись в воздух, закружились вокруг меня и поочерёдно нацепились на меня, стоящего в образе Витрувианского человека. А сверху, не спеша, опустился шлем.
— Не тянет на железяку. Разве что на одну четвёртую пока что. Но ты тренируйся, молодец, — отреагировала Анна.
Пора было идти. Сам эксперимент меня мало занимал. Хотелось поскорее отмучаться и пойти есть пиццу. Сегодня был запланирован только один эксперимент за периметром. Значит днём будет ещё парочка исследований способности и вечер можно будет посвятить себе — то есть пиву, еде и сетевым стрелялкам. Благо, в особняке Ивана мне выделили комнату побольше, перевезли мой компьютер и я, немного обнаглев, выпросил, или заказал (смотря с какой стороны посмотреть), апгрейд в виде третьего монитора и дополнительного мощного железа, наслаждался теперь редкими свободными вечерами подобием прошлой жизни. Просто банально запирался в комнате, пьянствовал и игрался. Попробуйте меня осудить за это. Кларк Кент вон репортёром притворялся. Почему мне нельзя в игрушки играться? А спасти планету всегда успеется.
За периметром стало значительно гуще от количества приборов и мусора, который продолжали закидывать туристы. Мох тоже увеличился в размере. Я не спеша обходил всё разбросанное протоптанной дорожкой. Так как ни для кого уже не было секретом, что есть люди, которые могут попадать за периметр щита, я особо не скрывался, всё равно меня никто в скафандре не узнает. Да и когда ты по три раза за день ходишь за периметр, это быстро всем надоедает и перестаёт вызывать интерес. Первые недели каждое появление меня за периметром вызывало огромное любопытство и приток желающих поглазеть. Но уже через месяц всё вернулось на круги своя. Так и в этот раз, десяток южноамериканцев, радостно загалдели увидев меня за периметром, быстро начали делать селфи со мной на заднем фоне и уже через полминуты отвлеклись на пиццерию, откуда им несли пиццу. Sic transit gloria mundi, как говорится, а кушать хочется всегда. Зрелище увидели, хлеб принесли.
Кейс нужно было поставить в самом центре храма и больше ничего не делать. Анна заверила меня, что аппарат сам всё сделает, если конечно будет работать за периметром.
— Анна, я на месте. — отрапортал я. Радиосвязь в этот раз работала. Как и всё остальное, радиосвязь случайным образом то работала, при каждом посещении периметра, то не подавала признаков жизни. Причём, другие приборы, основанные на том же принципе, что и радиосвязь, могли работать.
— Слышу тебя, Валик. Ставь кейс и можешь возвращаться.
Я покрутился на месте. Всё-таки, каждый раз выходя за периметр я подспудно ждал какого-то сигнала, какого-то ещё происшествия, которое сдвинет с мёртвой точки изучение щитов. Был некий азарт, желание первому заметить что-то новое. Но каждый раз ничего не происходило.
До сегодняшнего дня.
— Аня, извини за фамильярность, но тут кое-что происходит. — хрипло сказал я глядя на алтарь. Дневной свет сквозь окна красиво освещал его и в лучах солнца искрилась звёздная пыль, с которой всё когда-то началось. Я глянул по сторонам, в полумраке звёздную пыль было сложнее заметить, но она тоже явно присутствовала.
— Что у тебя? — моментально отреагировала Анна.
— Звёздная пыль. Как в первый раз. Только её больше. Или становится больше. Как будто из воздуха появляется её всё больше.
— Повернись к алтарю, налобные камеры работают, фиксирую наблюдение. — скомандовала Анна. Хвала учёным, они упрямо продолжали попытки снимать показания во всех возможных спектрах. Зачастую камеры и датчики не работали, но это никого не смущало и я всегда заходил в периметр с кучей приборов фиксирующих любые изменения.
— Аня, а если это из-за твоего кейса? — спросил я.
— Возможно. Паоло, который лысый, считает, что радиоактивный изотоп с помощью модулятора может спровоцировать квантовую интерференцию. А мы её зафиксируем и сможем раскрыть природу щита. очередная безумная гипотеза, но по крайней мере у нас уже есть какая-то реакция. Давай-ка возвращайся. Данные от прибора я получаю. Видеосигнал поступает, но он не даст мне достаточной информации.
— Возвращаюсь, — послушно сказал я и развернулся к выходу. И остался на месте. Шагать и двигаться я уже не мог. Более того, я не чувствовал ног.
— Аня, — внезапно севшим голосом сказал я. — я не возвращаюсь. Я вообще двигаться не могу.
— Валик, ты садишься. Тебе плохо? Зачем ты присел? — впервые в голосе Анны я услышал эмоции. Это внезапно оказалось приятно.
— Я не сажусь. Я стою. Просто ног не чувствую. И рук уже тоже кажется.
Звёздная пыль всё сгущалась и искрилась всё сильнее. Зрение поплыло. Я попытался поднять руки к себе, но понял, что не ощущаю тело. Я напряг зрение и увидел перед собой деревянный пол храма и близко стоящий кейс. Как будто я прилёг посмотреть, как будет работать прибор. И звёздная пыль, которая струйками витала вокруг, как будто тысячи блёсток внезапно обрели сознание, выстроились в ряд и решили полетать вокруг меня. Сквозь угасающее сознание я слышал крики Анны, но уже не различал слова. Должна была, по идее, наступить тьма, но наоборот — казалось что струящаяся звёздная пыль заполняет всего меня своим призрачным светом. Я исчезал в нём и растворялся. Последней мыслью было сожаление, что пиццу я судя по всему сегодня не поем и вечером пиво тоже отменяется. Наступила тишина.