Выход на связь одиннадцатый

Есть такая штука — камера сенсорной депривации. Шарлатаны её используют как пилюлю от всего на свете, познанию своего внутреннего мира и прочей лабуды. Никогда не пробовал, только читал, но что-то мне подсказывает, что эффект будет схож с хорошей порцией псилоцибина, где-нибудь вдали от цивилизации (хотя такое место ещё попробуй найти в современных реалиях).

Кажется, после очередного выключения сознания я оказался в состоянии сенсорной депривации. Я совершенно не ощущал своего тела, силы тяжести, но точно понимал, что оно есть. Я не видел, не слышал, не ощущал никаких запахов. В какой-то момент даже показалось, что время остановилось, хотя это ложное ощущение хотя бы потому, что ни я, никто другой до этого не мог явно сказать — вот, я чувствую, как течёт время.

Ничего не происходило, ничего не было. И даже этого ничего, тоже не было.

Тем не менее, я осознавал себя. И тут, со всех сторон (их конечно же не было, но по другому и не опишешь), одновременно, одним сплошным потоком в моё сознание хлынули образы и «знание».

Я был одновременно всем. И микроскопической бактерией, и динозавром жившим миллионы лет назад. И каплей в океане, и слезой ребёнка. Я прожил миллиарды лет и никогда не существовал. Я был в раскалённом ядре планеты и высоко, почти в космосе. Я принимал неисчислимое количество обличий. И каждый раз впитывал в себя их боль, радость, страх, удовольствие, все возможные эмоции. Я не видел их, но при желании мог углубиться в любое.

Мне нашёптывали тысячи незнакомых языков, но я их все понимал. Мне показывали картины прошлого, неимоверно далёкого прошлого, и все они мне были сразу же знакомы. Я чувствовал запахи. Я становился всем и ничем.

Эти ощущения можно бесконечно описывать. Они ровно столько и длились — бесконечность. И так же бесконечно быстро закончились, как будто их и не существовало никогда. Этого никогда не было, этого нет и никогда не будет. Это уже есть.

Я понял, что со мной «познакомились». Сообщили, рассказали про щиты, откуда они и зачем.

А затем, перед самым пробуждением (или возвращением) мне совершенно чётко и явно послали два мыслеобраза. Один был с пещерой, похожей на ту, где я очутился с бедолагой Рональдом, только более освещённой и значительно большей по размерам. В центре которой стоял…ну, правильнее всего его будет назвать кокон. Похожая на грецкий орех конструкция размером с морской контейнер. Такие же две половинки, полусферы. Такая же морщинистая кожура, напоминающая то ли пористый камень, то ли очень плотный мох. А вместо самого ореха — ложемент. И мне тут же дали понять — этот орешек для меня.

А второй мыслеобраз показал мне абсолютную темноту космоса и кое-что ещё. И это кое-что понравилось мне ещё меньше.

Резкая боль и вот я снова в храме, в Саржином Яру. Лежу на полу, абсолютно голый. Рядом стоит тот самый чемоданчик, который я проносил для эксперимента, перед тем, как исчезнуть.

Как будто никуда и не исчезал. Как будто ничего и не происходило.

Я сел и огляделся. В храме никаких изменений. Пробивается яркий свет сквозь окна. Всё так же приятно, но еле слышно пахнет ладаном. А изменения всё-таки есть. Мох. Мох заполз через щели дверей, появился в стыках бревёнчатых стен. Пополз по иконам, без всякого уважения к старшим. И влажность. Влажность стала кажется ещё выше. Стало теплее. Даже голышом было терпимо и лишь слегка прохладно.

Видимо прошло время. И точно не один день. Раз мха стало больше.

Ну, что ж, раз вернулся, точнее меня вернули, значит надо идти с повинной к работодателям. Надеюсь, меня будут рады видеть.

Тут же вспышкой в голове пронеслись образы, которые я видел перед тем, как снова очутиться в храме. Мыслеобразы развернулись в голове стройными посланиями, которые нужно донести. Задачами, которые нужно выполнить. И напоминанием о том, что стоит поторопиться.

Я вздохнул и снова огляделся. Одежды в храме не было никакой. Прикрывать иконой причинные места, это, пожалуй, слишком. Почему-то сразу возвращаться в научный лагерь мне в голову не пришло, к тому же дико захотелось есть.

Судя по лучам солнца падающим в храм, время идёт к полудню. Помнится, я как раз обещал зайти за пиццей после полудня к Виталику в пиццерию. Ну, вот и будет возвращение, или второе пришествие. Надеюсь, про меня не забыли тут ещё.

Я вышел во двор. Мха действительно стало больше. Теперь он полностью устилал весь двор храма. Облепил забор, медленно, но неуклонно подминал под себя всё человеческое. На улице было чуть прохладнее, но всё ещё тепло. Судя по деревьям — начало весны. Значит версия о цикличности имеет место быть и меня, скорее всего, не было три месяца или около того.

Апрель скорее всего. А апрель в Харькове, да и не только, коварен. Девчонки уже вовсю готовы надевать летние наряды и надевают, да и погода чаще всего благоволит, но утро и вечер всё ещё весьма прохладны. Сейчас уже полдень, температура позволяла ходить даже в шортах, футболке и лёгкой кофте. Я почесал задумчиво голову и протянул руку к деревянной стене храма, отодрав способностью часть мха и притянул к себе. Немного покрутил в руках отрывая лишнее и приладил к причиндалам спереди. Подумал ещё немного и приладил второй кусочек к заду. Лёгким усилием способности удерживал оба куска. Способность никуда не исчезла. Но в том, что она не исчезнет я уже не сомневался.

Я снова вздохнул, с трудом приоткрыл дверь ворот храма и вышел на улице к пиццерии, где уже, как обычно, собралась небольшая стайка туристов. Очередной желающий как раз разбегался, чтобы попробовать прорваться сквозь щит, его со всех сторон снимали друзья. Я, с ничего не изображающим лицом, пошёл к нему навстречу, наблюдая, как меняется его физиономия, сначала от удивления, что кто-то вышел из храма, а потом от страха, что я безмолвно иду к нему. Щит его конечно же не пропустил, он мягко, как будто его держали сзади резиновые жгуты, увяз в щите и таращась от страха смотрел, как я прохожу мимо, не обращая на него внимания. Раздались сдавленные крики удивления и все присутствующие направили на меня камеры и телефоны. Прям немая сцена из Ревизора.

Я так же молча прошёл к пиццерии, где, как обычно, стоял и курил Виталик. С таким же офигевшим взглядом как и у всех вокруг, но спокойным лицом.

Мне нужна твоя одежда, сапоги и мотоцикл. — Сказал я, как можно более деревянным голосом и чуть наклонив голову вбок заглянул вглубь пиццерии, где пиццайола фасовал в коробку свежую пиццу. — Впрочем, в этот раз я обойдусь только пиццей.

Я протянул руку и способностью забрал из рук пиццайола свежайшую маринару и притянул к себе. Виталик продолжал молчать, лишь скосил глаза вбок, глядя на проплывающую мимо него пиццу. Толпа на улице тоже молчала, не выпуская из рук камеры.

— Ууу, маринара! Моя любимая. — протянул я забирая коробку с пиццей.

Я развернулся и молча пошёл снова к храму. Возле самого щита я повернулся к Виталику и сказал:

— Айл би бэк. Ланистеры всегда платят свои долги, просто сейчас кушать очень хочется.

Услышал, как Виталик еле слышно пробормотал:

— А вот я знал. Я с самого начала знал.

Неудавшийся экспериментатор с щитом стоял на своём месте с ужасом глядя на меня проходящего мимо.

— Хочешь кусочек? — спросил я проходя мимо.

Он отрицательно замотал головой.

— А зря, — сказал я. — Лучшая пицца в Харькове.

И пошёл дальше во двор жуя на ходу пиццу.

Лишь пройдя за ворота, позволил себе довольно засмеяться, слушая бурные обсуждения только что произошедшего. Скорее всего я стану звездой ютуба ещё до наступления вечера. Если только за это время не раскрыли других таких же как я и это не стало обычным дело. Но судя по удивлённым возгласам, моё явление стало событием.

Я дожевал пиццу спускаясь к итальянскому сегменту.Всё-таки, умеют у нас делать не хуже чем в Италии. Надо будет устроить дебаты с итальяшками на этот счёт, подумал я. Спокойно прошёл через кишку к шлюзу и зашёл в основную часть научного лагеря.

Глаза сразу обратили внимание на короткую юбку Анны, стоящую спиной ко мне наклонившись к столу и что-то увлечённо объясняющую близнецам итальянцам.

Я не спеша пошёл в их сторону. Театральным жестом послал коробку от пиццы в большой мусорный бак стоящий поодаль от них и, в момент приземления коробки, сказал:

Чао, рагацци, извините, что задержался, пиццу кушал у Виталика. Очень, знаете ли вкусная, не то что в Италии.

Все трое резко обернулись ко мне. Итальянцы беспорядочно начали креститься и шептать «Мадонна! Дио!», Анна изумлённо смотрела на меня не проронив ни слова и вцепившись в край стола. Я с улыбкой про себя отметил, что она скользнула взглядом по моей фигуре и задержалась на моём фиговом листочке из мха дольше, чем нужно.

Я не спеша шёл к ним. 

— Извините, что голяка. Там такая история была, ни пером описать, только мхом прикрыться. Я всё расскажу, только дайте халатик какой-нибудь.

— Стоять на месте! Руки за голову — вдруг раздался знакомый, голос сбоку. Это был Иван. Он был очень запыхавшийся и держал в руках направленный на меня пистолет.

Я повернулся к нему и в ту же секунду услышал электрический разряд. Свалился на землю в конвульсиях и перед тем как вновь вырубиться, успел подумать, что это становится уже привычкой.

— Валя, ну не хотел я. Просто выбора не было, пойми. — сказал Иван извиняющимся тоном.

Он сидел напротив меня в хорошо знакомой мне бильярдной, которая стала прибежищем спецслужбистов и учёных, и торопливо курил.

— Тогда сними наручники, — зло сказал я. — Зачем они?

— Ну, ты это, не спеши. — Засуетился Иван. — Видишь какое дело. Тебя три месяца не было. Мы много всего разузнали про щиты. Времени не теряли. Твой эксперимент дал хорошие данные для размышления и открытий. Ждали со дня на день чего-то эдакого, опять активность повысилась щитов, фонят они как-то по-особенному, Аня говорила, закономерность чёткая. Мы тебя уже и не ждали если честно. И тут нате вам, здрасьте. Явление Валика народу. Вылез из ниоткуда. Людей напугал. Этот парень, который сквозь щит пройти пытался, инсульт схватил, еле в четвёрку успели доставить. Мне успели быстро сообщить, я рядом был, ждали со дня на день.

— Так, а тазером нахрена было стрелять? — почти закричал я. — Это больно. Прям очень больно! Я же могу сейчас разозлиться, включить режим халка и способностью своей тут всё раскидать.

— А ты не кричи. — Вдруг посерьёзнел Иван. — Я тебе сейчас объясню. Точнее мы с Аней тебе объясним. Попробуй что-то в меня кинуть. Да вот хоть шар бильярдный, или монитор. Ну, или просто попробуй пачку стиков со стола у меня взять.

Я оторопел. В мыслях у меня не было пользоваться своей способностью, чтобы освободиться. Скорее всего, это не привело бы ни к чему, ляпнул я от злости. Я попробовал потянуть к себе пачку стиков и не смог. Я точно чувствовал, что способность не исчезла, просто не мог ничего сделать. Как будто бильярдный шар обмазали маслом и я не могу за него ухватиться.

— Вооот. — Успокаивающе и слегка зловеще сказал Иван. — Не можешь. И хорошо. Это Анечка, умничка наша, раскрыла механику работы твоей способности. А ещё Анечка, знает против кого мы воюем и кто эти щиты соорудил и как нам их…

— Иван Иванович! — раздался звонкий голос Анны, которая вошла к нам в бильярдную. — Мы не воюем ни против кого. Мы предполагаем, что эта цивилизация вышла на контакт в своих целях, которые совсем не факт, что хоть как-то пересекаются с нашими.

Чёрт подери, я вынужден признать, что мне очень нравится этот голос, подумал я.

Анна успела переодеться в джинсы и свободную футболку с длинным рукавом (как обычно пренебрегая бюстгальтером) и я, повинуясь инстинктам, отключил мозг и все вербальные рецепторы и пялился на её горделиво торчащую грудь.

— Аня, золотце. — Вкрадчиво начал Иван. — Это мы сейчас не воюем. Мы не знаем чего они хотят. Они написали мир, а потом ты знаешь, что в штатах стряслось.

— Не надо было сбрасывать на них ядерную бомбу, это бы никому не понравилось. — Парировала Анна.

— Кто-нибудь может мне спокойно объяснить, что происходило все эти три месяца? — Сказал я. — Раз уж я в наручниках и вы тут распинаетесь сверхсекретными данными передо мной. Значит у вас есть на меня планы. Уж будьте любезны, посвятите меня если не в эти планы, то хотя бы дайте возможность узнать, что произошло и почему моя способность не работает?

— А это мы можем. — Пыхнул Иван айкосом. — Усаживайся, как говорится, поудобнее.

— Валя, — сказала Анна. — Твоя способность в гибридной Фарадеевой клетке. Гибридной, потому что мы добавили туда некоторые особенности, которые узнали в ходе эксперимента, когда ты пропал. Мы знаем, как работает твоя способность, но не знаем, пока что, почему. Но это не главное.

— Нам кажется мы знаем, кто стоит за щитами.

— Кто? Пришельцы? — глупо спросил я.

— Не совсем. — Анна помялась. — Только не смейся, но это грибы.

— Опята? — снова глупо ответил я.

— Нет. Грибы, как царство.

— Господне? — на меня, кажется, напал синдром каламбурщика.

— Очень смешно. — ответила Анна. — Я не миколог, но кое-что изучала. Ну и сейчас постоянно консультируемся. Грибы, это отдельное царство, наравне с животными, то есть нами, людьми. С грибами там вообще очень всё запутано и мало изучено. Есть даже теория о их разумности и щиты их только подтверждают. Если совсем коротко, то после твоего эксперимента мы поняли некоторые закономерности. Щиты, это совокупное проявление квантовой физики и химии. Они, точнее их поле, которое никого не пропускает внутрь, это физическое проявление квантовой суперпозиции. Это невозможно, на нашем уровне развития, но это есть. Как они это сделали, мы не знаем (пока что). Мы не знаем степень их разумности. Но щиты явно координируются и управляются. Разумно управляются. В феврале Штаты решили проверить их прочность ядерным ударом. Кения заартачилась, запретила это делать на своей территории. Союзники поддержали. Тогда они нанесли удар по своему щиту в Канзасе.

— И что? — спросил я.

— И ничего. — перехватил Анну Иван. — Боеголовка исчезла. Растворилась в щите. А потом, случилось землетрясение вокруг щита.

— И радиация. Вторичным выбросом, минут через пятнадцать, уничтожила всё живое в диаметре нескольких десятков километров. — Печально добавила Анна. — Все лаборатории, все данные, все люди. Всё погибло. Там теперь мёртвая земля. А щит стоит.

— А причём тут грибы? — спросил я.

— А при том, — ответила Анна. — Мы проводили анализ почвы и обнаружили повышенное содержание микроорганизмов неизвестной природы. Она и до сих пор нам толком неизвестна. Но больше всего напоминает грибы. Которые, почему-то всегда находятся в квантовой суперпозиции. Ну и дальше раскрутили всё это. И продолжаем изучать.

— Это как?

— Это, как бисексуалы. — Вдруг весело сказал Иван. — Когда ты выглядишь как пидор, и ведёшь себя как пидор, но при этом совсем необязательно, что ты пидор. И при этом, в любой момент, но только для внешнего наблюдателя, меняешь масть. Если он смотрит на тебя, как на пидора, то ты ведёшь себя как пидор.

— Иван Иванович, амикошонство, фи. — поморщилась Анна. — Но в целом, если вот так простецки, то вы правы. Это новое царство. Или, эволюционировавшее до перманентной суперозиции царство грибов. То есть это грибы, которые живут по законам квантовой физики. И мы не знаем их намерения. И они уже уничтожили, не напрягаясь, несколько тысяч человек. И даже ядерное оружие для них не угроза, судя по всему.

— Если честно, — сказал я. — Это мало что объясняет. Кроме того, что у нас тут в реальной жизни, какой-то the last of us на максималках получается. Апокалипсис ещё не случился, но это смотря с какой стороны посмотреть.

— Так и есть. — Кивнул Иван. — Из хорошего: мы поняли, кто наш враг. И тут не может быть двух мнений. Раз они появились, то у них свои планы и нас они, судя по делам их, забыли спросить. Значит мы враги. Спасибо Ане, твою способность мы изучили. Повторить ещё не можем, но изучили. И знаем, как нейтрализовать. Пусть пока и частично. А с твоим возвращением, шансов становится больше.

Иван докурил. Зарядил новый стик и поднёс мне.

— Из плохого: ты вернулся. Да, извини, но это плохо. Мы знаем, кто наш враг и ты был у него и вернулся в полном здравии. Как нам знать, что ты не засланный казачок? И поэтому ты в наручниках и под колпаком.

— Иван, а вот это было обидно…— начал я.

— Да брось. — зло сказал Иван. — Мне тоже неприятно. Просто работа такая.

Я задумчиво курил. Иван молча ходил вокруг стола. Анна перебирала бумаги. Внезапно на меня вновь накатили мыслеобразы, которые я получил перед возвращением. Задание. Просьба. Сотрудничество. На меня накатило какое-то подобие транса.

— Иван. — сказал я. — Мир не просто так был написан мхом во дворе храма. Щиты просят сотрудничества. Аня, — кивнул я учёной. — берите листик и записывайте.

Дальше, я как будто говорил не своим голосом. Я говорил цифры, буквы, которые мне были совершенно непонятны, но Анна явно слышала что-то знакомое.

Анна всё записала и озадаченно смотрела на лист бумаги. Затем бросилась к компьютеру и начала сосредоточенно вводить данные с листа.

— Иван, — сказал я хриплым голосом. Мыслеобразы моего знакомства с щитами вдруг развернулись в памяти понятными словами. — Это координаты в космосе. Мне их сообщили наши маленькие друзья. Щиты, это не угроза человечеству. Это пусковые защитные установки, ПВО. Грибочки переживают. К нашей прекрасной планете летит астероид размером с Австралию. А на этом астероиде живут такие же грибочки, только враги наших, родных. И вот с ними-то у них и идёт война столько лет, сколько нашей планете и не снилось. А мы люди, так, мелочь пузатая, просто пришлись к месту. С нами удобнее и быстрее можно решить возникшую проблему. И время они воспринимают совершенно по другому. И даже умеют им немного управлять

— Мы не враги, — продолжил я. — Мы совершенно разного порядка существа, как правильно заметила Анна. Они не люди. У них совершенно другая логика. У них её просто нет в нашем понимании. Они не умеют любить. У них нет картин, или тиктока. Они не смотрят кино. Не читают книги и не ходят в школы. Они не занимаются сексом ради удовольствия.Они не отмечают новый год и не ездят в отпуск. У них нет мальчиков или девочек. Они не принимают нас даже за муравьёв, или других насекомых. — Я не заметил, как перешёл на крик. — Они — это всё! И даже больше. И единственное, что мы можем, с радостью принять их снисходительное предложение. Иначе они продолжат свою войну с другими, такими же как они, совершенно не обращая на нас внимания, как мы бы не обращали внимания на назойливую муху в летнюю ночь, которая жужжит, но залететь в окно у неё не хватает мозгов!

Иван и Анна остолбенело смотрели на меня молча. Затем Иван молча развернулся и вышел из комнаты, а Анна тяжело осела в кресло возле меня и потянулась к айкосу.

Как это обычно и бывает — во многих знаниях, многая печаль.