Тэхен

Я остался сидеть у спальни Розэ, прекрасно слыша её приглушённые всхлипы за дверью, и моё сердце рвалось на части, чувствуя её боль, как свою собственную.

И ещё хуже становилось от осознания того, что эту боль я причинил ей сам, своими собственными руками и жестокими, обвиняющими, обидными словами.

В глубине души я понимал, что был не прав, и моя девочка ни в чем не виновата, но во мне говорили все мои давние страхи, скрывавшиеся во тьме моей души ещё с того самого вечера, когда я увидел её на балконе с Чонгуком.

Я всегда был жутким собственником и не мог допустить даже мысли о том, что кто-то другой будет прикасаться к моей Розэ.

И когда я увидел его так близко к ней, здравый смысл просто отключился, и все затопила жгучая ревность, разьедающая сердце изнутри, как кислота.И, разумеется, это не могло кончиться ничем хорошим.

Слезы Розэ отрезвили меня лучше ледяного душа, и я ужаснулся тому, что натворил, но было поздно.

Я закрыл лицо руками и зарылся ими в волосы, проклиная себя за то, что сделал.

Мне была невыносима сама мысль о том, что моя девочка теперь боится меня. Но глупо было рассчитывать на что-то другое после того, что я устроил внизу.

Мне становилось физически больно от невозможности прижать её к себе, обнять и успокоить, нежно целуя сладко пахнущие мягкие волосы и поглаживая по хрупким вздрагивающим плечам.

Но я впервые не мог этого сделать, понимая, что утратил это право — быть её защитником, ведь сам напугал её и довёл до слез, и сейчас я был бы последним, от кого Розэ приняла бы утешение.

Я с горечью осознал, что, как выяснилось, мой давний страх, что она предпочтет мне Гука, никуда не делся, а наоборот, стал ещё более сильным, поглотив остатки благоразумия.

Он, словно яд, отравлял меня изнутри все это время, и был таким сильным, что я не слушал никаких доводов разума, и даже слова Розэ не могли меня убедить.

Достаточно было одной искры, чтоб он разгорелся с небывалой силой, попытавшись сжечь все, что было мне дорого, и это ему почти удалось.

Я лишь надеялся, что моя малышка сможет меня простить.

Но теперь, сидя на холодном полу у двери её спальни, я ощущал себя последним подонком.

Обещал, что никогда больше не сделаю ей больно, а сам натворил такого, во что до сих пор не мог поверить.

Как я мог так поступить с ней?

Даже если бы мои худшие опасения оказались правдой, и Розэ выбрала бы Чонгука, я не имел права удерживать её рядом с собой насильно.

Но моя жажда обладать ею, помноженная на безумную ослепляющую ревность, не поддающуюся никакому контролю со стороны разума, многократно усиленная тоской из-за долгой разлуки, просто затмила собой все вокруг. И плоды этой кратковременной вспышки безумия, подогретой алкоголем, я теперь пожинал.

Я не был настолько пьян, чтоб не понимать, что делаю, и весь хмель выветрился мгновенно, исчезнув в тот же миг, когда я увидел испуганные огромные глаза сестры, сверкающие от слез, и её дрожащие губы, которые я так грубо и несдержанно целовал, лишь бы снова почувствовать её податливость и доказать самому себе, что Розэ все ещё принадлежит мне.

Идиот!

Я не мог простить себе того, что сорвался, позволив необузданному гневу завладеть мной, и напугал её так сильно, что она поверила, будто я был способен изнасиловать её.

Господи…

Как я мог это допустить? …

Я зарылся руками в волосы, уронив гудевшую от мыслей и бесполезных сожалений голову на колени, и тяжело вздохнул.

При мысли о том, как она дрожала и сжималась от каждого моего движения, мне хотелось упасть перед ней на колени и умолять простить.

Но даже этого я не мог сейчас сделать.

Мне ничего не стоило выбить эту чёртову дверь, но я не хотел пугать её ещё больше.

Боже, что я натворил?.. Ошибка за ошибкой… Причём, последняя из них могла стать фатальной.

Я понятия не имел, что теперь делать и как вновь завоевать доверие моей хрупкой девочки, но знал, что не уйду отсюда, пока мы не поговорим.

Я лишь надеялся, что она не заснула на полу, сжавшись в комочек, и хотя бы спит сейчас в мягкой постели, в которой я должен был быть рядом с ней, укрывая от ночного холода и оберегая её сны от кошмаров. Но, по злой иронии судьбы, сам стал их источником.

И за это я заслуживал провести всю ночь на жёстком холодном полу у дверей её спальни.

Я был готов стоять на коленях, вымаливая её прощение, лишь бы только из её глаз исчезло это испуганное затравленное выражение, которое я успел заметить, прежде, чем она сбежала от меня, оттолкнув.

Розэ никогда раньше меня не боялась.

Злилась, обижалась, но не боялась. Она никогда раньше не смотрела на меня так испуганно, даже когда я устроил ту сцену в гараже, разбив ее телефон, когда она решила поехать на встречу с Тэном.

И теперь я знал, что поступил правильно, когда отдалился от неё, пытаясь оградить от своих чувств, ведь во мне было слишком много тьмы. И сегодня эта тьма, от которой я так долго её оберегал, все-таки добралась до неё.И я понимал, что доверие Розэ ко мне, которое я вернул с таким трудом, серьёзно пошатнулось.

В кармане брюк надрывался телефон, проигрывая одну и ту же мелодию уже в двадцатый раз, но мне даже не нужно было смотреть на экран, чтоб знать, кто звонил.

На самом деле, я даже был удивлён, что предатель Чонгук ещё не возник на пороге моего дома, как тёмный ангел возмездия.

Но ирония судьбы заключалась в том, что все это случилось именно из-за него. Да, я тоже наломал дров, но виноват в этом был не кто иной, как мой лучший друг, которому я доверял, как самому себе.

И, как оказалось, зря.

Но в итоге больше всех пострадала Розэ, и я не знал, как буду завтра смотреть ей в глаза, если она вообще захочет меня видеть.

А с Гуком я бы предпочёл не видеться больше вообще никогда, ведь вовсе не был уверен, что при встрече мне удастся сдержаться и не разбить ему лицо, хоть и понимал, что вряд ли.

Телефон, наконец, затих, и я устало прикрыл глаза и прислонился спиной к двери спальни сестры, напряжённо вслушиваясь в то, что происходило сейчас за ней.

Но из комнаты больше не раздавалось ни звука, и я очень надеялся, что моя малышка уснула, хоть и не представлял, в каком она сейчас была состоянии.

Я не собирался спать, да и при всем желании не смог бы уснуть, ведь меня сьедало безумное чувство вины и тревога за Розэ, поэтому, когда спустя полчаса внизу раздался звонок в дверь, я хмыкнул себе под нос, поняв, что интуиция меня не подвела.

Тяжело поднявшись с пола, я бросил последний тревожный взгляд на закрытую дверь спальни сестры и спустился вниз, пока один настырный субъект, которого я до этого вечера считал своим лучшим другом, не перебудил весь дом.

Дверной звонок все не замолкал, так же, как полчаса назад мой телефон, и, распахнув дверь, я хмуро уставился на ночного гостя.

С его волос и одежды капала вода, но Гук словно не обращал внимания на бушевавшую снаружи стихию.

Конечно, считает себя спасителем! Хотя сам же и виноват во всем этом дерьме и прекрасно знает, что я бы скорее умер, чем причинил моей родной девочке боль.

Мои руки сами собой сжались в кулаки, и, прежде, чем понял, что делаю, я шагнул под ледяные струи ночного ливня и со всей силы врезал ему по челюсти, услышав красноречивый хруст и очень надеясь, что она не сразу встанет на место после моего удара.

Чонгук пошатнулся, явно не ожидая такого «тёплого» приёма, но, к его чести, устоял на ногах и, тряхнув головой, бросил на меня тёмный нечитаемый взгляд, глухо процедив:

— Полегчало?

— Какого черта ты здесь забыл?! Убирайся! — рыкнул я, развернувшись и уже намереваясь захлопнуть дверь прямо перед его носом, но он оказался проворнее и, оттолкнув меня, вошёл внутрь.

Я хмыкнул и покачал головой, понимая, что упрямства ему было не занимать, так же, как и мне, и разговора нам все равно было не избежать.И чем раньше он состоится, тем лучше.

— Где Розэ? — без предисловий начал он, подозрительно глядя на меня и потирая челюсть в месте моего удара.

Я скрестил руки на груди и уставился на него тяжёлым ненавидящим взглядом.

— Она спит, — процедил я сквозь зубы, всем своим видом давая понять, что проверять это ему лично я не позволю.

— Что ты с ней сделал, Тэхен? Почему она звонит мне посреди ночи и почти не может говорить из-за слез? Что между вами произошло? — потребовал ответа Чонгук тихим напряжённым голосом, глядя мне прямо в глаза и не отводя взгляда.

Я криво усмехнулся, угрожающе прорычав:

— И тебе ещё хватает наглости спрашивать меня об этом? После того, как ты, воспользовавшись моим отсутствием, решил, что это самое подходящее время, чтоб попытаться отобрать её у меня? — мой голос невольно становился все громче и уже звенел от напряжения и едва сдерживаемого гнева, который мне с таким трудом удалось утихомирить, вновь начинавшего подниматься со дна души при одном взгляде на виновника сегодняшнего кошмара.

У меня перед глазами все ещё стояло заплаканное лицо Розэ с огромными перепуганными глазами, в которых плескалось отчаяние и боль, и я ненавидел себя за то, что сделал с ней. Но больше всего я сейчас ненавидел парня, стоявшего передо мной.

Услышав мои слова, Гук на миг прикрыл глаза и опустил голову, признавая свою вину, но затем снова взглянул на меня прямым открытым взглядом.

— Тэхен, послушай, я знаю, что виноват, но…

Я вскинул руку, останавливая его, и с горьким смешком покачал головой.

— Я не желаю слушать твои оправдания, Гук. Я знаю, что видел. Ты предал меня. И пусть Розэ не позволила тебе поцеловать её, это ничего не меняет.

Ты прекрасно знал, что она значит для меня, и все равно решил действовать за моей спиной.

— Тэхен, я… Я признаю, что поступил недостойно друга и предал твоё доверие, но неужели ты не можешь меня понять? Ты сам любишь её так сильно, что готов ради неё на все. Почему же ты думаешь, что я не способен на то же самое? — его руки непроизвольно сжались в кулаки, и в светло-карих глазах друга, которого я знал с самого детства, вспыхнула боль, которую я понимал очень хорошо.

Но это ничего не меняло.

Победителем в этой войне мог стать лишь один из нас, и я не мог позволить, чтоб им оказался он.

— Она выбрала меня, Гук. И видит бог, я до последнего сопротивлялся этим чувствам, но они оказались сильнее меня. Сильнее нас обоих. Неужели ты думаешь, что я не пытался бороться с этой запретной любовью? Я прекрасно понимаю, что это неправильно, но я скорее умру, чем добровольно откажусь от неё.

Розэ моя. Она останется со мной. Она нуждается во мне, так же сильно, как и я в ней. По крайней мере, так было до сегодняшнего вечера, пока я все не испортил. Пока не уничтожил её доверие своими собственными руками, — глухо выдохнул я, отводя глаза, не выдержав его пытливого и слишком проницательного взгляда.

Чонгук резко изменился в лице, услышав это, и шагнул ко мне, холодно процедив с плохо скрытой в голосе угрозой:

— Что ты с ней сделал, Тэхен?!

Но во мне снова всколыхнулась ярость, ударяя прямо в голову, и я прорычал, толкая его в грудь и заставляя отступить на шаг :

— Это тебя не касается! Не смей больше лезть в наши с ней отношения, Чонгук! Ты уже и так натворил дел, пытаясь соблазнить Розэ в моё отсутствие ! Она не нуждается в твоей защите. И уж тем более, она не нуждается в том, чтоб ты защищал её от меня!

— Да неужели?! Когда она звонила мне час назад вся в слезах, мне так не показалось! — холодно бросил он, давая понять, что плевать хотел и на мои угрозы, и на предостережения.

Но он был в моём доме, и речь сейчас шла о моей сестре. И он не имел на неё никаких прав, кроме фиктивной помолвки, но даже это было уже неважно, ведь совсем скоро я увезу Розэ из этого проклятого города, из этой страны, даже если мне придётся связать её и силой запихнуть в свой чемодан.

Теперь для нашего побега больше не было никаких препятствий, и если бы не Чонгук, моя девочка уже знала бы о том, что мы могли улететь даже завтра. Но, несмотря на то, что теперь все усложнялось его выходкой и нашей с ней ссорой, я был уверен, что мы с Розэ сможем пережить и это.

Я тихо выдохнул сквозь сжатые зубы, пытаясь успокоиться, и вновь поднял взгляд на ночного незванного гостя, холодно процедив:

— Не лезь к ней, Гук. Считай это моим первым и последним предупреждением. Не смей больше даже приближаться к Розэ, если не хочешь нарваться на мою пулю. Я сам все улажу с сестрой и у нас с ней все будет хорошо. Я люблю её больше жизни и только я несу за неё ответственность. А тебе лучше просто уйти. В этом доме тебе не рады и я не хочу тебя больше видеть.

Он молча выслушал все, что я так безжалостно бросил ему в лицо, и опустил голову, сжав кулаки.

Я не сводил с него мрачного тяжёлого взгляда, но сердце невольно кольнуло при мысли о том, что все, что нас связывало все эти годы, вся наша дружба рушилась прямо сейчас у меня на глазах из-за того, что мы оба впервые влюбились в одну девушку, и никто не желал уступать.

Мы стояли друг напротив друга, застыв посреди просторного холла, и прожигали друг друга тяжёлыми, полными угроз и злобы взглядами, пока снаружи гремел гром и сверкали молнии, и Чонгук вовсе не спешил уходить, словно все ещё надеялся каким-то образом выведать, что случилось с Розэ, и я понимал, что ещё секунда — и я сорвусь и снова брошусь на него, чтобы дать выход все ещё кипящему в моей крови гневу, который никуда не делся, а наоборот, разгорался все сильнее с каждой секундой его нахождения здесь.

Но я изо всех сил пытался взять себя в руки и не начинать драку первым. Тем более, что в ней теперь уже не было никакого смысла, точно так же, как не могло быть победителей и побежденных.

Мы все страдали. И нам, всем троим, было плохо. Единственным выходом для нас с Розэ по-прежнему оставался побег, после которого мы в любом случае оборвем все связи с прежней жизнью, и нужно было просто подождать ещё совсем немного и не усугублять ситуацию ещё больше.

Наконец, руки Чонгука разжались и безвольно повисли вдоль тела, и он поднял на меня непроницаемый взгляд, надёжно скрыв все свои эмоции и уже привычно надевая равнодушную, ничего не выражающую маску.

— Тэхен, я знаю, что для тебя мои слова, скорее всего, ничего теперь не значат, но я прошу у тебя прощения. Сегодня я позволил себе недопустимую слабость и готов нести за это ответственность. Я сказал Розэ, что во всем виноват только я сам, и то же самое хочу сказать тебе. Я не должен был так поступать. Вся вина лежит только на мне, а Розэ ни в чем не виновата. В глубине души, я, наверное, всегда знал, что она никогда не сможет полюбить меня так, как любит тебя. Я навсегда останусь для неё лишь другом. Поэтому я попросил её забыть о нашем разговоре. И тебя прошу сделать то же самое, если сможешь.

Я кивнул, отводя глаза, не имея ни сил, ни желания говорить что-то ещё, и Чонгук , наконец, молча повернулся и вышел, исчезнув за пеленой дождя, по- прежнему бушевавшего снаружи, и водная стена поглотила его, словно его никогда и не было здесь...