1
2
3
4.1
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
114
115
116
117
118
119
120
121
122
123
124
125
126
127
128
129
130
131
132
133
134
135
136
137
138
139
140
141
142
143
144
145
146
147
148
149
150
151
152
153
154
155
156
157
158
159
160
161
162
163
164
165
166
167
168
169
170
171
172
173
174
175
176
177
178
179
180
181
182
183
184
185
186
187
188
189
190
191
192
193
194
195
196
197
198
199
200
201
202
203
204
205
206
207
208
209
210
211
212
213
214
215
216
217
218
219
220
160

Чонгук

После долгожданной операции, спасшей жизнь Розэ, время потекло по --другому.

Больше не было мучительного обречённого ожидания неотвратимо надвигающейся катастрофы. Теперь все чувствовалось ярче , полнее, острее, и мы с Розэ проживали каждое мгновение по максимуму , ведь слишком хорошо поняли, как они драгоценны.

Но, к счастью, ее состояние улучшалось с каждым днём, и у меня все больше отлегало от сердца, ведь первые дни после пересадки были самыми опасными, сопряжённые с рисками инфекции, воспаления и отторжения донорского органа.

Но моя Бэмби совершенно ни на что не жаловалась , каждый раз встречая меня счастливой улыбкой и уверяя, что чувствует себя великолепно, и мне казалось, что за моей спиной от этих слов и улыбок расправляются крылья.

Но через пару дней, к моему полнейшему удивлению, мою Бэмбиай внезапно настиг синдром поклонения спасителю, когда она узнала от брата, что я был тем, кто оперировал ее.

Я просил его не говорить ей об этом ( после того, как мы вдоволь поорали друг на друга в ординаторской ), но этот засранец все таки проболтался , разумеется, совершенно " случайно" , хотя я подозревал, что , скорее всего , он просто решил отомстить мне за все и сразу . В тихом омуте, как известно...

И теперь мне оставалось лишь тяжко вздыхать , пока этот хитрый коварный черт тихо посмеивался в сторонке, потирая руки и с особым садистским удовольствием наблюдая , как я разгребаю после него, ведь в глазах Розэ после несанкционированно полученной и совершенно ненужной ей информации что-то неуловимо изменилось , и в их глубине зажёгся какой-то теплый благодарный свет , которого я там прежде не замечал .

Она теперь смотрела на меня , как на бога, не меньше, и при виде ее широко распахнутых восхищённых глаз меня временами безудержно тянуло смеяться , ведь, похоже, мой олененок, наконец , рассмотрел во мне не только приставучего нахального брюнета, который не давал ей спокойно жить, но и "настоящего", профессионального врача , который, как выяснилось, действительно кое-что умел и был хорош не только в спальне, но и в операционной.

Я сдерживался из последних сил, кусая улыбающиеся губы, чтоб ни в коем случае не ранить ее нежные чувства и опасаясь, что мне непременно прилетит хрупкой ручкой по наглой морде, если мне это не удастся , но... Розэ теперь так очаровательно робела и терялась передо мной, что это уже начинало всерьез меня волновать. Она словно поставила меня на недосягаемый пьедестал и теперь только любовалась издалека, боясь дотронуться .

Ее восхищение , конечно , льстило моему самолюбию, но спасение ее жизни было заслугой в первую очередь Намджуна и самого Тэхёна, который тоже присутствовал в ту ночь в операционной ( а иначе и быть не могло) и действовал уверенно и с профессиональным спокойствием, хоть его тяжёлый взгляд то и дело впивался мне в лоб, телепатически обещая все кары небесные , если только, не дай бог , что-то пойдет не так по моей вине .

Но Розэ ,видимо , решила , что я один стал ее спасителем , и она обязана мне жизнью , и теперь смотрела на меня с каким-то совершенно детским восторгом и благоговением, а касалась совсем робко и несмело, растеряв всю свою прежнюю уверенность , которую я с таким трудом в нее вливал все эти месяцы .

Она словно не знала , как теперь вести себя со мной , и я уже устал закатывать глаза и убеждать ее в том, что ничего не изменилось, и я все тот же.

" ...Ну что ты, оленёнок...?

Это по-- прежнему я. Всего лишь я, твой нахальный брюнет, плохая тигра и большой серый волк , которого ты привыкла использовать , как боксерскую грушу, когда он начинает слишком сильно тебя доставать... ну не смотри на меня, как на божество, пожалуйста. Я стесняюсь."

Про какое-то несуществующее стеснение я, конечно же, наврал , но все остальное было правдой , и все это я повторял ей каждый день, целуя мягкие губы и тонкие пальчики, что теперь (о ужас) слегка дрожали , прикасаясь ко мне, и , спустя целую вечность, заключённую в бесконечные шесть дней , она , наконец , поверила, что для нас с ней ничего не изменилось, разве что я стал ещё более бережным и нежным с ней , обнимая по ночам с хрустальной осторожностью, ведь оставался в ее палате до самого утра, как и прежде, вслушиваясь в тихое драгоценное дыхание и чутко охраняя ее сон.

Но убедить Розэ, что она абсолютно ничего мне не должна, во что она, похоже, свято уверовала, мне удалось с большим трудом.

В конце концов, мне пришлось предъявить ей железобетонный аргумент в виде того, что спасать жизни --- моя работа , и я теперь буду делать это на постоянной основе , и, похоже , только после этих слов моя девочка , наконец , немного пришла в себя и перестала взирать на меня огромными ,широко распахнутыми от восторга и трепетного поклонения глазами Бэмби.

А когда в один из вечеров мне , как в старые добрые времена, прилетел первый тычок под ребра в ответ на какую-то пошлую шутку , я, наконец, вздохнул с облегчением, когда отсмеялся и позволил ей выбрыкаться из моих загребущих лап.

Моя милая драчунья вернулась , хвала всем богам.

И, судя по всему, прилетать мне теперь снова будет регулярно. Но я очень надеялся, что это будут не только тумаки.

***

Я знал, что следующие полгода будут решающими и крайне напряженными, а период реабилитации может затянуться на целый год , но какое-то теплое чувство глубоко внутри подсказывало мне, что теперь все будет хорошо.

Зимние звёзды были на нашей стороне. Теперь я был в этом уверен.

Так же, как и в том, что после всего, что мы с ней пережили , у нас с Розэ обязательно будет наше "долго и счастливо".

***

Но чтобы добраться до этого счастливого будущего, надо было решить все проблемы в настоящем , и я в буквальном смысле превратился в наседку , вившуюся вокруг Розэ коршуном и рыча на всех, кто пытался пробраться к моей девочке мимо меня .

Сам ставил капельницы, следил за приемом антибиотиков и питанием, сопровождал в ванную и отступал только тогда, когда натыкался на мягкий укоризненный взгляд и тихое:

--- Дальше я сама, Чонгу. Все хорошо, правда.

Но потом сидел, как на иголках, до тех пор, пока в душе на выключалась вода , и Розэ возвращалась в палату , снова попадая в мои жадные руки, закутывавшие ее в одеяло почти с головой , чтоб, не дай бог, не простыла, и прижимая к себе с отчаянной жадностью мамы--- кошки, носившейся со своим первым котёнком.

Так она и засыпала--- в коконе из одеяла и моих рук, с тихим ворчанием и мягкой улыбкой на зацелованных губах, а я ещё долго лежал, всматриваясь в тонкие нежные черты любимого лица, и с невесомым трепетом в дрожащих пальцах очерчивал каждую изящную линию.

Что ж, возможно, я и перегибал палку , но после всего, через что нам пришлось пройти , меня нельзя было в этом винить .

К тому же, моя чрезмерная забота и предусмотрительность вовсе не казались мне чрезмерными , и даже если мой олененок думал иначе ... что ж... Прости, малыш, но тебе в этом вопросе голоса никто не давал.

А дальше... дни полетели со сверхзвуковой скоростью.

Розэ была умницей и выполняла все предписания Намджуна и мои указания , облаченные в бархат мягких просьб , щедро приправленных долгими поцелуями, и больше не капризничала и совсем не жаловалась , даже когда надо было лежать неподвижно под капельницей по три часа. И я надеялся, что то, что я лежал все это время рядом с ней , тихо шепча на ушко, какая она у меня золотая девочка и как сильно я люблю ее, было и моей скромной заслугой.

***

После того ,как состояние Розэ окончательно стабилизировалось , и больше не было угрозы отторжения донорского сердца , я забрал ее к себе , как и обещал , не став доверять ее никому другому .

"Моя , только моя . Никому не отдам."--- стучало молоточками в висках в такт биению сердца, как заклинание.

И мой олененок, к счастью, не возражал.

Зато очень даже возражал ее вездесущий брат, попытавшись отнять у меня законное право самому заботиться о моей жене, но тут уже я не сдержался и рыкнул на него, в крайне непечатных выражениях за закрытыми дверями ординаторской сообщив господину заноза-- в--моей---заднице--- Киму, куда ему стоит незамедлительно отправиться со своими возражениями .

Тэхён, судя по всему, остался не впечатлен моими глубочайшими познаниями в витиеватых китайских ругательствах, которыми точно так же крыл меня в прошлый раз, когда мы оказались в похожей ситуации, но, видимо, прочитав в моих глазах стальную решимость загрызть любого, кто попытается влезть между мной и Розэ, заткнулся и настаивать на том, что она должна жить дома, больше не стал , хоть для вида ещё ворчал целую неделю и злобно буравил мне затылок упрекающим взором, когда я появлялся в клинике.

***

Розэ освоилась в своем новом доме довольно быстро , ведь моя квартира уже и так стала им для нее, и, глядя на то, как я коршуном вился над ней, стараясь предугадать все ее желания и обеспечить максимальный комфорт, лишь обречённо вздыхала, пряча слабую улыбку в уголках губ, но покорно принимала мою гиперопеку и удушающую заботу, позволяя буквально сдувать с нее пылинки и носить на руках.

Она все ещё была очень слабой и быстро уставала, более того, пока что ей были противопоказаны любые физические нагрузки, и я строго настрого запретил ей даже думать о том, чтоб что-то делать по дому . В ее обязанности входило только лежать на диване в гостиной и наслаждаться видом города с высоты птичьего полета из ее любимых панорамных окон , которые так поразили ее в самый первый визит ко мне, ну и ещё дуть свои очаровательные губки, жалуясь , что я не даю ей делать абсолютно ничего.

Но это ее ворчание вызывало во мне только приступы безудержного умиления и такое же безудержное желание сгрести мое маленькое счастье в охапку , усадить к себе на колени и зацеловать до беспамятства , чтоб перестала ворчать.

И, как правило, моя девочка не возражала . Ну почти... иногда, мне все таки прилетало маленьким кулачком в плечо , но ее улыбающиеся сладкие губы очень быстро сдавались и поддавались , послушно раскрываясь под моим напором , и зачастую посуда оставалась немытой до самого утра, потому что я слишком увлекался, пьянея от сладости любимых губ , и приходил в себя только тогда , когда тонкие пальчики Розэ уже расстёгивали мои джинсы , неизвестно когда успев расстегнуть и стянуть с плеч рубашку ...

Маленькая шаловливая кошечка.

Знает ведь, что нельзя, но все равно постоянно проверяет на прочность мой самоконтроль, ну и... Прочность молнии на джинсах заодно.

Не играй с огнем, малышка, ведь ещё пара таких проверок --- и от тех жалких ошметков самообладания, за которые я ещё цеплялся, вскоре и вовсе ничего не останется , если и дальше будешь смотреть на меня этими огромными , в пол - лица глазами невинного олененка и кусать свои вишнёвые губы, а ведь я запретил тебе это делать давным давно, но ты снова бунтуешь...

Но она не слушала ... конечно , не слушала, ведь своенравности моей девочке было не занимать , и лежала подо мной , сладко постанывая и послушно подставляясь под мои губы и руки , растрепанная, тёплая, хрупкая , и тигр внутри буквально рвал цепи, на которые я его посадил, и глухо рычал, царапая когтями грудную клетку.

Желание обладать этой изящной фарфоровой куколкой никуда не делось, становясь лишь сильнее с каждым днём, но ...

Но дальше заходить по --прежнему было нельзя.

Слишком рано.

Слишком опасно.

Слишком. Слишком. Слишком.

"Даже думать не смей, Чон!"

Все это набатом билось в моей голове, моментально отрезвляя и сдергивая с эндорфиновых небес на твердую землю , и я отстранялся, сам мягко убирая ее руки .

Розэ видела это в моих глазах, чувствовала в мягких извиняющихся поцелуях , и снова вздыхала , но не спорила , понимая, что слишком многое поставлено на карту.

Карту ее драгоценной жизни.

Мы все наверстаем, котенок. Обязательно наверстаем.

Я обещаю тебе.

А пока...ещё один поцелуй и спать.

Просто спать. В одной постели.

О боже, дай мне сил пережить эту ночь...

© Luna Mar,
книга «Серце в його долонях».
Коментарі