Чонгук целовал меня так долго, нежно и неторопливо, что я полностью растворилась в нем, отдавая всю себя ему и тому волшебству, что происходило между нами в эти тихие предрассветные часы. И, подставляя губы под его ласковые медленные поцелуи, я чувствовала себя бесконечно любимой, ведь, в противовес недавнему жаркому сексу, сейчас он обращался со мной с таким трепетом, словно я была хрустальной и могла рассыпаться от любого неосторожного касания.
Его руки неспешно блуждали в моих волосах, ласково поглаживая и пропуская пряди сквозь пальцы, а губы мягко скользили по моим, время от времени ненадолго отрываясь и перетекая на подбородок и шею, чтоб позволить мне сделать вдох, но все равно неизменно возвращались, снова и снова присваивая меня себе, снова и снова влюбляя в него...
Я гладила его по широким плечам и спине, чувствуя, как его сильные мышцы перекатываются под моими пальцами от каждого движения, и меня с головы до ног обволакивало его тепло, и перед моими закрытыми глазами вновь начали мелькать невероятно яркие картинки недавнего сна, словно кадры кинопленки, но Чонгук занял собой все мои мысли, не позволяя думать ни о чем и ни о ком, кроме него, даже... о себе из прошлого, и, судя по тому, какими настойчивыми вскоре стали его бархатные губы, было ясно, что он крайне серьезно настроен на второй раунд, а я... ещё даже от первого не отошла, и потому, когда этот бандит лег на меня сверху, прижимаясь ко мне всем телом и совершенно ненавязчиво раздвигая мои ноги коленом, чтоб устроиться поудобнее, я прижала руки к его плечам и протестующе замычала, со смехом уворачиваясь от его настойчивых попыток вновь завладеть моими губами.
Чонгук ещё несколько секунд безуспешно пытался поймать их своими и подавить так невовремя вспыхнувший на его корабле бунт, но, поняв, что в этот раз я не собираюсь так легко сдаваться и, кхм, отдаваться, разочарованно застонал и уткнулся мне в шею, шумно выдыхая в нее, и уже оттуда поинтересовался:
--- Ну... что такое, малыш? Больше не хочешь, да?.. Я и в этот раз... слишком увлекся?
Я засмеялась ещё громче, услышав его сокрушенный тон, словно он был маленьким мальчиком, у которого неожиданно отобрали любимую игрушку, и, чтоб он не расстраивался так сильно, провела ладонями вдоль его спины, нежно поглаживая, и с улыбкой шепнула:
--- Ты слишком увлекаешься абсолютно каждый раз, когда мы с тобой оказываемся в постели, Чонгу... но дело не в этом.
--- А в чем тогда, Бэмби? --- он обречённо вздохнул, уже готовясь выслушивать все мои претензии, и я легонько поцеловала его в плечо, чтоб смягчить удар, но затем все равно безапелляционно заявила:
--- Ну... вообще --то... я всё-таки на тебя сержусь.
--- За что? --- Чонгук от удивления так резко вскинулся, что едва не стукнулся макушкой о мой подбородок, а его выразительные брови взметнулись вверх настолько синхронно, что меня снова накрыло смеховой волной от одного взгляда на его растерянное и от того невозможно милое лицо, так как шанс застать его врасплох выпадал крайне редко.
Но сейчас, похоже, мне это удалось, так как он, видимо, считал, что после такого секса сердиться на него за что бы то ни было в принципе невозможно, и, глядя в эти огромные, обрамлённые трогательно пушистыми ресницами, широко распахнутые глазки с застывшим в них выражением оскорбленной невинности и полной растерянности, я снова засмеялась, прекрасно помня, как обладатель этих глаз недавно затрахал меня до такой степени, что я забыла собственное имя.
И решив немного подразнить его в отместку, наигранно сокрушенным тоном пожаловалась:
--- Ты не дал мне досмотреть сон.
Услышав это, Чонгук завис и несколько секунд потрясённо смотрел на меня, явно пытаясь понять, шутка это или нет, но затем громко рассмеялся, откидываясь на спину, и простонал, прикрыв глаза ладонью:
--- Господи, Бэмби... ты просто нечто...
Я наигранно оскорбленно фыркнула, прекрасно видя, что этот нахальный проходимец не воспринял мои слова всерьез, но решила подождать, пока он успокоится, и когда это наконец произошло, он улегся на бок, устраивая подбородок на ладони, и, томно глядя на меня из-под ресниц с коварной ухмылочкой того самого закоренелого разбойника из моего недосмотренного сна, задал вполне закономерный вопрос:
---- И о чем же был этот сон... раз ты предпочла бы досмотреть его, а не заниматься любовью со мной, хмм?
Озвученное с такой точки зрения, это прозвучало действительно невероятно глупо, но ещё более нелепым было то, что я собиралась ему сказать, и потому прикусила губы, чтоб снова не рассмеяться, и с самым невозмутимым видом, на который только была способна, выдала:
--- О сексе.
Повисла гробовая тишина.
Действительно гробовая.
Настолько, что в ней не было слышно абсолютно ничего.
А затем темная, посеребренная пирсингом бровь изогнулась так вызывающе--- насмешливо, что мне снова, как в старые добрые времена, захотелось хорошенько стукнуть ее обладателя, и это желание лишь усилилось, когда он придвинулся ближе и, невесомо проведя пальцами по моей щеке, лениво мурлыкнул:
--- То есть... Ты хочешь сказать, что... реальный секс с законным мужем... тебя уже не устраивает, так?
Я несколько секунд смотрела на него, пытаясь изо всех сил остаться невозмутимой и не проиграть эту игру в гляделки, но знала, что уже заранее была обречена на провал и потому в итоге все же уткнулась ему в плечо с тихим смехом и уже оттуда сообщила ему:
--- Именно это я и хочу сказать, дорогой.
Но моему дорогому мужу это явно не понравилось, и он подгреб меня под себя, одним движением переворачивая на спину и нависая сверху, прижимая мои руки к кровати, чтоб даже не думала сбежать от него без объяснений, и, склонившись надо мной, угрожающе низко рыкнул:
--- Ну ничего себе заявление! И как это понимать, хмм?
Но если он думал напугать меня своим рычанием, то у него ничего не вышло, и я лишь засмеялась ещё громче от одного взгляда на его сосредоточенное хмурое лицо, стремительно мрачнеющее с каждой секундой все больше.
Господи... Это ж надо быть таким... собственником.
Невозможно ревнивый...
И мне это, конечно, льстило, но...
Ревновать меня даже ко сну?
Знал бы он, что я изменила ему в этом сне с ним же... Причем...
Он сам заставил меня это сделать!..
Уже от одних этих мыслей меня накрыло очередной волной смеха, но, видя, что Чонгук уже всерьез хмурится, явно не понимая причины такого бурного веселья, я заставила себя наконец успокоиться и, обняв его лицо ладонями, с улыбкой шепнула:
--- Ну не сердись, любимый... ты что, поверил, что я говорю всерьез? Я ведь просто пошутила... и, чтоб ты знал, секс с тобой я не променяю ни на что на свете, но... этот сон был таким... захватывающим... как историческое приключенческое кино... и в нем тоже был ты... но из прошлого... --- но, видя, что его темные выразительные брови все ещё сходятся в монобровь на переносице, я нежно разделила их обратно на две подушечкой указательного пальца и проворковала, погладив его по щеке, --- Ну не хмурься так... разве мне может сниться кто-то другой в эротических снах?
От услышанного Чонгук наконец заметно расслабился и облегчённо выдохнул, чем снова заставил меня тихо засмеяться, ведь наблюдать за такой неприкрытой демонстрацией его ревности было довольно забавно и, как выяснилось, на лице все вечно было написано не только у меня одной, а затем криво усмехнулся и укоризненно посмотрел на меня, проворчав:
---- Господи, детка... ты меня чуть до инфаркта не довела... осторожнее с такими заявлениями... разве можно так шутить над своим престарелым мужем? У меня ведь сердце... тоже далеко не железное...
И хоть я и понимала, что он шутит и тоже дразнит меня, как обычно, но Чонгук сейчас выглядел таким трогательно открытым и беззащитным, глядя мне прямо в душу своими невозможными глазами, что я почувствовала себя безумно виноватой и притянула мое загрустившее счастье к себе, порывисто целуя любимое лицо и покаянно шепча:
--- Прости, любимый... Я не хотела тебя расстраивать... Прости---прости... прости? Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста?.. ты же... не сердишься, правда?.. ну правда же?..
Я поймала себя на том, что пристаю к нему сейчас с теми же бестолковыми вопросами, что и он ко мне совсем недавно, и не смогла сдержать улыбки, думая о том, что в наших с ним отношениях всегда было столько смеха, радости и веселья, сколько у меня не было за всю мою жизнь до встречи с ним.
Казалось, мы с Чонгуком не смеялись и не подшучивали друг над другом только тогда, когда целовались и занимались любовью, да и то, он умудрялся смешить меня даже в постели, и я за это любила его ещё больше, ведь та лёгкость, с которой он жил и делал практически все, и мне позволяла свободно дышать, зная, что он всегда поймет меня и не будет грузиться по пустякам.
Как говорила когда-то Одри Хэпберн:
"Я люблю смеяться больше всего на свете и люблю тех, кто меня смешит".
И этого обаятельного хулигана невозможно было не любить.
А ещё... мой любимый хулиган действительно был очень увлекающимся человеком.
И когда он чем-то увлекался, то погружался в это с головой, отдавая всего себя.
Будь то учеба, работа или любовь ---
Чонгук все делал на максималках: жил, работал и любил, проживая каждый день на пределе чувств и эмоций.
И потому с ним все всегда было слишком и жизнь с ним порой напоминала мне американские горки, но это было настолько захватывающее путешествие, что я уже не хотела возвращаться к обычной размеренной жизни, которая у меня когда-то была до него.
Хотя мне уже казалось, что, на самом деле, я до него и не жила по-настоящему.
И теперь я тоже наслаждалась каждым днём, беря от жизни все, ведь слишком хорошо усвоила, как она драгоценна и как быстро может оборваться.
Чонгук шумно выдохнул, подставляясь под мои хаотичные извиняющиеся поцелуи и даже не пытаясь спрятать просто до жути довольную кошачью ухмылочку в уголках своих мягких губ, и я с опозданием поняла, что снова попалась в его ловушку, но лишь обняла его ещё крепче и шепнула куда-то в теплую шею:
--- Простил? Больше... не обижаешься?..
Этот хитрый кошак был явно не прочь получить ещё одну порцию незаслуженных поцелуев, но ему всё-таки хватило совести не наглеть, и, весело хмыкнув, он прижался своим лбом к моему и с улыбкой заверил меня:
--- Ну что ты, солнышко... Я не могу на тебя ни злиться, ни обижаться, ты же знаешь... Но... поцеловать можешь ещё... минут десять... в качестве аванса и... компенсации за моральный ущерб.
Нет, вы только посмотрите на него!..
Хотя... чего я удивляюсь?
Пират --- он в любом времени пират.
Я снова засмеялась, притягивая его наглейшество к себе и звонко чмокая в улыбающиеся дерзкие губы, но даже не стала в этот раз отчитывать за наглую симуляцию такого сильного горя, за которое мне пришлось извиняться поцелуями, ведь это была часть нашей с ним многолетней игры.
Но глядя на его абсолютно довольную жизнью мордуленцию и зажмуренные от широкой кошачьей улыбки глаза я готова была целовать его хоть весь день, лишь бы только он всегда так улыбался, ведь... больше всего я боялась, что между нами возникнут глупые недомолвки, обычно начинающиеся из-за какой-то ерунды, но со временем перерастающие в настоящую катастрофу, заканчивающуюся неизбежным отчуждением, а то и вовсе разрывом, и мы... потеряем эту глубокую связь, благодаря которой давно уже понимали друг друга с полувзгляда.
И потому, обняв ладонями его красивое расслабленное лицо, я нежно погладила его по точеным скулам и тихо шепнула:
--- Я готова целовать тебя хоть весь день в качестве аванса, извинения и просто потому, что люблю тебя, родной. Но... все равно не хочу быть причиной твоей грусти.
--- Ты --- причина моего счастья, глупышка. Его единственная причина... --- хрипло шепнул он, мягко целуя меня в ладонь, а затем и в губы --- так же мягко и невыносимо трепетно, вновь заставляя их дрожать, а меня саму --- снова и снова влюбляться в него... все сильнее и сильнее с каждым днём.
Как ему всегда удавалось находить такие слова, что попадали мне прямо в сердце, оставаясь там навсегда и пуская корни, что расцветали прекрасными цветами?..
Это все ещё оставалось для меня тайной за семью печатями, но, похоже, в одной из жизней матерью Чонгука действительно была богиня любви, и потому он сам... был любовью.
И наполнял меня ею каждый день и каждую ночь, ведь ее было так много, что я чувствовала ее в каждом его прикосновении, в каждом поцелуе и каждом ласковом взгляде, брошенном из-под ресниц, и... Тоже была готова отдать все, что у меня было, лишь бы только... он всегда смотрел так только на меня...
Снова невольно потерявшись во всех этих глубоких мыслях, я зачарованно смотрела на склонившегося надо мной мужа, а Чонгук, похоже, уже и думать забыл обо всех своих мнимых обидах, и, мягко чмокнув меня в нос, наконец вернул в реальность, а затем, немного отстранившись, лег рядом и, глядя на меня полным абсолютного обожания теплым взглядом, тихо шепнул:
--- Так... о чем мы говорили, малышка? В этом твоём эротическом сне был я, но... из прошлого?
Услышав его слова, я тут же вернулась к ярким картинкам из моих ночных грез и энергично закивала, с восторгом выдохнув:
--- Да! И это было... Я даже не могу передать тебе, что я чувствовала, но это было так реально, словно... Словно это была наша с тобой прошлая жизнь...
--- Детка... --- начал он, недоверчиво глядя на меня и уже явно собираясь прочитать мне лекцию о влиянии подсознания на наши сны, но я прижала ладонь к его губам, уже зная, что он скажет, и покачала головой, предупреждая его возражения:
----Нет -- нет, не нужно читать мне лекцию по психиатрии. Просто... Дослушай, хорошо?
Чонгук шумно выдохнул мне в ладонь, мягко ткнувшись тёплыми губами в самый центр, и его плечи покорно опустились, когда он кивнул, соглашаясь.
А я, довольная этой маленькой победой, погладила его по щеке и с улыбкой продолжила:
--- Так вот... знаешь... обычно во сне ты просто наблюдаешь за всем со стороны и никак не можешь повлиять на ход событий, но... Этот сон был таким реальным и... совсем не похожим ни на один из тех, что мне когда-либо снились, что мне показалось, словно я действительно прожила все это наяву...
Чонгук молча выслушал весь мой восторженный лепет, а затем мягко улыбнулся, обняв мое лицо ладонями, и шепнул:
---- Вижу, кто-то слишком серьезно воспринял наш вчерашний разговор, да?
Но, поняв, что он мне не поверил, я шумно выдохнула, наградив его укоризненным взглядом.
---- Дело не в этом, Чонгу. Мне и раньше снились особенные сны, и, к сожалению, не все они были добрыми... например, в ту грозовую ночь, когда я впервые осталась у тебя, мне приснился очень страшный сон... оказавшийся... предвестником моей болезни... помнишь, я тогда даже тебя разбудила своим криком...
Услышав это, Чонгук нахмурился и притянул меня к себе, мягко поцеловав в лоб, словно хотел защитить даже от отголосков того давнего кошмара, а затем глухо шепнул, глядя мне в глаза встревоженным ласковым взглядом:
--- Прости, милая... Я не знал. Почему ты никогда мне об этом не рассказывала?
Я рассеянно улыбнулась, прикусывая губы, и пожала плечами:
--- Не знаю... Просто... Не думала, что это важно?
Он недовольно цокнул, покачав головой, и, глядя на меня так, словно я была несмышленым ребенком, не понимающим очевидных вещей, выдохнул:
--- Глупышка... Для меня важно все, что с тобой происходит... абсолютно все... Неужели... за столько дней и ночей вместе ты этого до сих пор не поняла?
Мое сердце дрогнуло от нежности к этому потрясающему, заботливому, любящему парню, который был готов защищать меня даже от моих собственных снов, и я погладила его по бархатной щеке, тихо шепнув:
--- Прости, родной. Конечно, я знаю и очень это ценю. Ты у меня... такой чуткий и заботливый... мой самый лучший... самый нежный... и самый любимый мальчик...
Он мягко улыбнулся, поймав мою ладонь, и прижал ее к таким же невозможно мягким губам, ласково касаясь ими кожи и заставляя меня кусать свои собственные от нахлынувших чувств. А затем наклонился ко мне, обнимая мое лицо тёплыми ладонями, и шепнул в дрожащие губы:
--- Ты забыла о самом главном, маленькая.
--- О чем?.. --- я нахмурилась, непонимающе глядя на него сквозь ресницы и ловя отблеск ласковой улыбки, тут же спрятанной в уголках губ.
--- О том, что он любит тебя больше жизни, --- хрипло шепнул Чонгук, почти касаясь моих губ своими, --- ... ведь ты --- самое дорогое, что у него есть... Никогда об этом не забывай...
...Разве я могла?..
Разве он позволил бы мне забыть?..
Чонгук обволакивал меня своей любовью каждый день, словно теплым одеялом, обнимал, целовал, заботился и ни на миг не давал забыть, что вся его любовь принадлежит только мне одной.
И целуя любимые губы, я уже едва сдерживала слезы, чувствуя, как они скапливаются под закрытыми веками и дрожат на ресницах, грозя вот-вот потечь вниз по щекам.
Мы снова потерялись во времени и друг в друге, и, когда Чонгук наконец отстранился, прижавшись своим лбом к моему, я уже немного успокоилась, но все равно шмыгнула носом, заявив ему:
--- Ты просто невыносим, знаешь?
Я наверное уже миллион раз упрекала его в этом, но этот хулиган все равно удивлялся как будто в первый и строил невинную мордочку, как сейчас, когда с хитрой улыбкой ткнулся носом мне в щеку и ласково проворковал:
--- Почему, маленькая?
Я вздохнула и притянула его к себе, пробурчав в его теплую шею:
--- Ты недавно упрекал меня, что я шучу с твоим слабым сердцем, но и мое ведь не сильнее... а ты постоянно устраиваешь мне эмоциональные качели. В один момент смешишь до слез, а в другой доводишь до слез от чувств.
Услышав это, Чонгук замер, а затем склонился надо мной, нежно поглаживая по щекам, и тихо шепнул, глядя мне в глаза пронзительным ласковым взглядом:
--- Но... это ведь... счастливые слезы, правда, любимая?
--- Правда, родной. --- я рвано вздохнула, кусая губы, чтоб окончательно не разреветься от переизбытка таких сильных эмоций, которые он заставлял меня испытывать, и уткнулась ему в грудь, проворчав, --- Но ты все равно превратил меня в настоящую сентиментальную размазню. Хотя бы возьми на себя ответственность.
Чонгук приглушенно засмеялся, зарывшись лицом в мои волосы, и погладил меня по затылку, ласково шепнув:
--- Я давным давно ее на себя взял, глупышка. Я ведь обещал, что научу тебя нежности, помнишь? И мне это удалось, ведь ты наконец спрятала свои колючки... Но, кажется... я всё-таки немного перестарался и... если ты уже сейчас такая сентиментальная... что же с тобой будет, когда ты забеременеешь? Мне уже начинать бояться?
Я застыла, невольно обдумывая этот неожиданный вопрос, ведь давно пила противозачаточные, и Чонгук пока не поднимал эту тему и не требовал срочно рожать ему наследников.
Нам пока было хорошо вдвоем, и я даже не задумывалась о том, чтобы завести ребенка, хоть прекрасно помнила его мечту о троих детях и когда-нибудь, в будущем, была вовсе не против подарить их ему, но это все ещё казалось мне очень далёкой и туманной перспективой, и потому я со смехом уткнулась носом ему в солнечное сплетение и проворчала в него:
--- Именно, бандит. Потому что тебе тогда точно не поздоровится!
Вышеупомянутый бандит весело хмыкнул и мягко сжал мой подбородок, заставляя снова посмотреть на него, и, выгнув бровь, шепнул с лукавой улыбкой:
--- Почему, Бэмби?
--- Бить тебя буду каждый день, вот почему! Бить и рыдать, понял? --- на полном серьёзе заявила ему я, хотя сама уже с трудом сдерживала смех, глядя на то, как он усиленно кусает губы, чтоб не заржать и не получить от меня прямо сейчас, ещё до моей предполагаемой беременности.
Но в итоге мы оба не выдержали почти одновременно и несколько минут тихо смеялись, уткнувшись друг другу в плечи.
Отсмеявшись и немного успокоившись, Чонгук погладил меня по спине и с улыбкой в голосе шепнул:
--- Ладно, солнышко... я пока не планирую делать тебя беременной, так что у меня ещё есть время подготовиться к твоим ежедневным экзекуциям. Только пообещай не бить слишком сильно, хорошо? А то ещё ненароком оставишь нашего малыша без папочки.
--- Господи, Чонгук... --- вот и все, на что меня хватило, прежде чем я снова начала задыхаться от смеха.
Стукнув его в плечо, я закрыла лицо руками, беззвучно смеясь из-за этого дурашливого разговора, а Чонгук ещё и подлил масла в огонь, с усмешкой протянув:
--- Хотя... я вполне могу и не дожить до того, чтоб подарить тебе киндер---сюрприз... ведь ты и так бьешь меня по поводу и без.
Мой смех перешёл практически в рыдания, потому что это было уже слишком, и я согнулась пополам, хватая ртом воздух и чувствуя, что у меня уже болят не только щеки, но даже диафрагма.
А виновник всего этого безобразия был сама невозмутимость и лишь наблюдал за мной с хитрой улыбкой, терпеливо дожидаясь, когда же я, наконец, успокоюсь.
Спустя пять минут я наконец вытерла выступившие на ресницах слезы и шумно выдохнула, ткнув нахального брюнета в солнечное сплетение указательным пальцем, и пригрозила:
--- Ну все... Готовься, бандит...
Но Чонгук на это лишь весело хмыкнул и притянул меня к себе, целуя в висок.
--- Договорились, Бэмби. --- ласково шепнул он и добавил, --- Но... возвращаясь к твоему сну...ты говоришь, что тебе никогда не снилось ничего подобного?
Я подняла голову, натолкнувшись на его теплый взгляд, и кивнула.
--- Я... правда не знаю, что на меня так повлияло, но уверена, что... Мне приснилась наша с тобой... прошлая жизнь...
Я думала, что он сейчас снова начнет разубеждать меня, но Чонгук посерьёзнел, несколько секунд задумчиво глядя на меня, а затем его глаза вспыхнули, словно он принял какое-то важное решение, и он наклонился ко мне и с улыбкой шепнул:
--- Ну что ж... если ты всё-таки настаиваешь на этом, тогда у меня есть одна идея...
--- Что за идея? --- я прикусила губы, с интересом ожидая, что он скажет дальше, и Чонгук не стал меня долго мучить, продолжив:
--- Не думаю, что здесь мне удастся найти хорошего гипнотерапевта, но когда вернёмся домой, я вполне могу организовать нам с тобой сеанс регрессивного гипноза, если захочешь. Ты ведь знаешь, что это такое, правда?
Мои глаза буквально вспыхнули от восторга, и я энергично закивала, сразу же соглашаясь на его предложение.
--- Конечно знаю! И я давно хотела попробовать! Это будет просто здорово, родной!
Чонгук тихо засмеялся с такой бурной реакции, а затем собственнически придвинул меня к себе, сгребая в охапку, и, погладив по щеке, с улыбкой шепнул:
---- Тогда договорились, малыш... ну а теперь, может... наконец расскажешь мне, что тебе снилось? Желательно... в деталях?
Он поиграл своими дерзкими бровями, и я закатила глаза с тихим смешком, прекрасно понимая, какие такие детали его так заинтересовали, но, так же прекрасно понимая, что этот бандит с меня теперь не слезет, пока не выложу ему все в мельчайших подробностях, все же выдохнула:
---- Ладно, слушай... Я была обедневшей аристократкой, и мы с матерью плыли в Венецию, где меня ждал жених... --- торопливо затараторила я, боясь, что он снова начнет надо мной подшучивать, но, заметив, что при упоминании какого-то левого жениха темные брови Чонгука тут же грозно сдвинулись к переносице, поспешила продолжить, --- А ты был... капитаном пиратов, напавших на наш корабль, и...
Хватка Чонгука на моей талии стала крепче, и я запнулась, беспомощно утопая в его темном взгляде, который вдруг стал таким пронзительным, словно он... тоже это помнил...
И меня невольно пробрала дрожь, будто я... снова стояла на палубе его корабля под порывами свежего морского ветра.
Я безбожно зависла, снова выпав из реальности, а Чонгук, заметив это, выгнул бровь, и его губ коснулась лукавая, совершенно кошацкая и самая что ни на есть пирацкая( да-да , именно пирацкая) ухмылочка, а затем протянул руку и нежно погладил меня по щеке, выдохнув:
--- И..?
--- И взял меня... в плен, --- выдохнула я совсем тихо и тут же прикусила губы, наблюдая за тем, как он придвинулся ближе и, понизив голос до томного искушающего мурлыкания, словно опять решил меня соблазнить, хрипло шепнул:
---Взял тебя... в плен?
Я кивнула, зачарованно глядя на него, а его потемневший взгляд плавно сполз на мои губы, и, наклонившись ещё ближе, Чонгук хрипло прошептал прямо в них:
---- И судя по всему... в моем плену... В той жизни... тебе было очень хорошо... не так ли, котенок?..
Ну что за чертяка?..
Разве можно быть таким... таким...
Невыносимо притягательным?..
Ведь... лёжа сейчас так близко, что я чувствовала стук его сердца и тепло великолепного обнаженного тела, обволакивающее меня с головы до ног, он являл собой... чистейший, первородный... самый темный, самый... сладкий грех, которому совершенно невозможно было сопротивляться...
А только что так искусно прикидывался невинным цветочком, что я ему почти поверила... Бессовестный...
Истинный сын Люцифера...
Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове и наверняка отразились в глазах, в которые он смотрел не отрываясь, чтоб не пропустить ни единой эмоции, буквально вынимая мне всю душу этим пронзительным, темным, до мурашек пристальным взглядом, но, разумеется, я не стала озвучивать эти обличающие речи и, прикусив улыбающиеся губы, протянула руку и погладила его по щеке, с дразнящей полуулыбкой шепнув:
--- Ну... поначалу я, конечно, так вовсе не считала, но... ты просто внаглую присвоил меня себе и заставил в тебя влюбиться... ты ведь... и в этой жизни... пленил меня, не спрашивая разрешения.
Чонгук наконец выпустил мой взгляд из плена своих колдовских глаз, тихо рассмеявшись, и, поймав мою руку, прижал ее к своим дерзким, бесстыжим, невероятно болтливым, но таким невозможно мягким губам и хрипло мурлыкнул, с улыбкой глядя на меня из-под ресниц:
--- И даже не буду за это извиняться, Бэмби... ведь если бы я спрашивал разрешения каждый раз, когда мне хотелось тебя поцеловать, и терпеливо ждал, пока ты сама поймёшь, что я и есть твое счастье, то ты бы до сих пор от меня бегала и отфыркивалась, а то и вовсе воротила бы свой очаровательный носик от такого отпетого бандита, как я.
И ведь я даже не могла с ним поспорить, так как он был абсолютно прав и мы оба это знали.
И если бы не его настойчивость, а зачастую и вовсе наглость, и ещё... тот давний инцидент на той злосчастной студенческой вечеринке, заставивший меня наконец посмотреть на него другими глазами, я бы, пожалуй, действительно бегала от него ещё неизвестно сколько времени, как самый настоящий глупый олень.
Всё-таки, что ни говори, а наглость действительно... Второе счастье.
А в случае с нахальным брюнетом... и вовсе первое.
Я уткнулась ему в плечо с тихим смехом, в кои-то веки признавая его правоту, и Чонгук притянул меня к себе, зарываясь пальцами в мои волосы, и с улыбкой поинтересовался:
--- Что, детка, неужели... даже не будешь спорить со мной?
Но я помотала головой, ещё глубже зарываясь в его теплые объятия, и с улыбкой проворчала:
--- Я уже давно поняла, что спорить с тобой себе дороже, так что... не хочу тратить время на это бесполезное и в принципе бессмысленное занятие.
Чонгук весело хмыкнул и чмокнул меня в макушку, а затем одобрительно проворковал, поглаживая по затылку подушечками своих чутких пальцев:
--- Умница, Бэмби. Я очень рад, что ты это, наконец, поняла, ведь... Лучше поздно, чем никогда.
Я легонько стукнула его в грудь, услышав где-то над головой тихий смех и последовавший за ним вкрадчиво -- хриплый искушающий полушепот, перед которым никогда не могла устоять:
--- А теперь... давай лучше займёмся намного более полезным и уж точно намного более... приятным занятием... и претворим в жизнь твой эротический сон со мной в главной роли... Хорошие сны ведь должны сбываться... разве нет?