Несмотря на то, что солнце уже скрылось за горами, воздух все ещё был очень теплым, и потому купание голышом на открытом воздухе вовсе не казалось мне плохой идеей.
Чонгуку тоже, судя по тому горящему взгляду, которым сопровождалось мое раздевание перед ним.
И думать о высоком у меня никак не получалось, когда эти глубокие темные глаза буквально прожигали меня насквозь, оставляя ощутимые следы на постепенно обнажающейся коже.
И потому, чтоб хоть немного остыть, я первой нырнула в бассейн, спрятавшись под водой от жадного взгляда этого бесстыдника.
Бесстыдник тоже не стал терять времени даром, почти мгновенно избавившись от одежды и забираясь следом за мной, и меня внезапно настигло дежавю о том, как точно так же уверенно и бесцеремонно капитан Чон залез в ванну к юной аристократке, которой я когда - то была, напугав ее до полусмерти своим...
Обаянием, да.
Да-да, обаянием и харизмой, а вовсе не тем, чем вы подумали.
Я усмехнулась себе под нос, вспомнив о том дне, когда впервые увидела Чонгука голым уже в своей ванной в этой жизни, про себя отметив, что ванные определенно играли в наших отношениях особую роль. Но, тряхнув головой, чтоб отогнать воспоминания, я сосредоточилась на настоящем и поманила его к себе, отплыв к противоположному краю бассейна, наслаждаясь тем, как вода обволакивает и ласкает обнаженную кожу, и Чонгук послушно последовал за мной, остановившись лишь тогда, когда между нами осталось всего несколько сантиметров.
- Итак? Чего теперь желает... моя госпожа? - похоже, он уже начал проникаться нашей игрой, и я закатила глаза с тихим смешком и укоризненно проворчала:
- Чтоб ты позволил ей наконец побыть госпожой. Сможешь? - подняв глаза, я успела поймать отблеск лукавой улыбки, тут же спрятанной в уголках чувственных губ, с которых слетело обманчиво покорное:
- Постараюсь.
- Постарайся уж, - повелительным тоном изрекла я и придвинулась ближе, полностью сокращая разделявшее нас расстояние, чтоб провести ладонями вверх по его крепкой груди к широким гордым плечам, зачарованно следя взглядом за тем, как мои пальцы скользят по его загорелой бархатной коже.
Да... Розэ из прошлого никогда бы себе такого не позволила...
Чонгук замер абсолютно неподвижно, позволяя делать с ним все, что мне заблагорассудится, и, казалось, даже дышать перестал, наблюдая за мной горящим темным взглядом из-под пушистых ресниц. Такая покорность, без сомнения, льстила моему самолюбию, но с непривычки долго играть госпожу у меня не вышло, и, не в силах больше бороться с чистейшим искушением во плоти, коим являлся мой муж, я обняла его за шею, притягивая к себе, и жадно впилась в дерзко улыбающиеся губы. Он издал какой-то совершенно кошачий, довольный мурк, словно знал, что моя капитуляция перед его дьявольским обаянием не заставит себя долго ждать, и практически вжал меня в себя, смыкая руки на моей талии и прижимая к себе так крепко, что воздуха между нами не осталось вовсе. И теперь он уже полностью стал тем властным капитаном, что делал со своей русалкой то же самое.
Его бархатный язык игриво провел по моим приоткрытым губам, беспрепятственно проникая внутрь и заглушая сладостный стон, слетевший с них и растворившийся в новом жарком поцелуе, и Чонгук приподнял меня, заставив обвить ногами его крепкие бедра и буквально повиснуть на нем.
Я вновь тихонько застонала прямо в этот мокрый поцелуй, становящийся все развязнее с каждой секундой, и ощутила, как твердая головка его вставшего члена упёрлась мне в промежность.
Расслабленное тело пронзило высоковольтным разрядом чистейшего удовольствия, и лишь на самом краю стремительно затуманивающегося сознания вспыхнула и практически мгновенно погасла мысль:
"Неужели... он так сильно возбудился, только наблюдая за тем, как я раздевалась перед ним?"
Но ярчайшее доказательство его желания было уже невозможно скрыть, и, мягко куснув его за нижнюю губу, я дразняще потерлась об него, как кошка о любимого хозяина, позволяя возбуждённому крепкому стволу скользить между моими бедрами. С бархатных губ мужа сорвался шумный вздох, перешедший в сдавленный гортанный стон, и его руки крепче сжались на моих бедрах, поглаживая и собственнически сминая их, прижимая ещё ближе к его горячей даже под водой вставшей плоти.
- А в нашем прошлом... ты была... такой же смелой, м? - хрипло мурлыкнул он с хорошо знакомой мне пошляцко-пирацкой ухмылочкой, жадно сжимая мои ягодицы широкими ладонями и не позволяя отстраниться даже на миллиметр, заставляя нас обоих балансировать на этой остро-сладкой грани ускользающего удовольствия, от которого то и дело сбивалось дыхание, а пульс частил, отдаваясь в висках гулкими ударами.
Я закатила глаза с тихим смешком, чувствуя, как его горячие пальцы скользнули по внутренней стороне моего бедра, невесомо поглаживая.
- Нет, не была... но вот ты... Ты был таким же дерзким и невыносимым провокатором. Так что у меня был прекрасный учитель, дорогой, хотя самого учителя, похоже, жизнь совершенно ничему не учит. И все же... Не мог бы ты хоть немного побыть лапочкой, замолчать и не отвлекать меня?
Чонгук явно хотел сказать что-то ещё, чтоб, как обычно, оставить последнее слово за собой, но прикусил губы, когда я скользнула рукой вниз по его, горячему во всех смыслах, потрясающему телу и мягко сжала под водой его возбуждённый член, так откровенно жаждущий моего внимания и ласки, проводя ладонью по всей его внушительной длине и наслаждаясь ощущениями и стремительно затуманивающимся чистейшей похотью голодным взглядом потемневших почти до полуночной черноты глаз.
И вместо абсолютно ненужных сейчас слов с его губ сорвался лишь шумный выдох, перешедший в глубокий, низкий, бархатно-хриплый стон, а затем они изогнулись в настолько пошлой усмешке, что мои щеки полыхнули жаром, а этот неисправимый бандит бросил на меня такой томный и порочный взгляд из-под ресниц, до краев заполненный безмолвными обещаниями всего того, что он со мной сделает сегодня ночью, что я снова поймала жесткий флэшбек, ведь сейчас передо мной был тот, другой Чонгук - беспринципный, нахальный, развратный капитан пиратского корабля... И на миг мне даже почудилось, что я снова там, на борту Черной жемчужины, в темной капитанской каюте, где он полностью подчинил меня себе, околдовав так легко и играючи, что я даже не поняла, как добровольно отдала душу этому обворожительному морскому дьяволу, потерявшись в нем навсегда...
Тряхнув головой, чтоб хоть немного прояснить ее и прогнать это колдовское наваждение, я вновь подалась к нему, прижимаясь к его горячим губам, и надолго потерялась в топких, жарких, невыносимо сладостных поцелуях, даже не заметив, когда он опустился на ступени бассейна вместе со мной, усадив меня себе на колени.
Мне казалось, что его ладони были везде - они ласкали, гладили, сжимали, и я таяла... таяла... таяла... растекаясь водой в его жарких объятиях и растворяясь морской пеной на бархатно - горячих губах, не позволявших вынырнуть из этого сладостного тягучего дурмана.
Ни на миг не прекращая целовать и почти не давая дышать, Чонгук крепко прижал меня к себе, размашисто поглаживая вдоль спины горячими ладонями, и глухо застонал, когда головка его ставшего ещё твёрже и больше члена вновь скользнула между моими бедрами, хрипло прошептав мне в губы между бесконечными, тягуче-жаркими поцелуями:
- Сделаем это... Здесь?
- Возможно... - с трудом приходя в себя, выдохнула я, и, вспомнив кое о чем, что хотела сделать, когда только предложила ему эту авантюру, лукаво улыбнулась, добавив, - но сначала... - и, оставив на его губах легчайший поцелуй, скользнула вниз по его телу, оставляя такие же порхающе дразнящие поцелуи на крепкой шее, точеных ключицах и твердой груди, спускаясь все ниже и ниже и неотрывно глядя в стремительно темнеющие штормовые глаза моего капитана, в которых наконец вспыхнуло понимание.
И когда мои губы очертили каждый кубик его идеального пресса, ненадолго застыв,
Чонгук погладил меня по щеке, хрипло мурлыкнув:
- Хочешь сосать?
По-моему, это было очевидно и, коварно улыбнувшись вместо ответа, я нырнула под воду, сразу заглотив его член почти до основания.
Он вцепился рукой в край бассейна, неосознанно подаваясь бедрами мне навстречу, а другой сжал волосы у меня на затылке, похоже, совершенно не ожидая от меня такого напора. И именно в этот момент я наконец почувствовала себя... Госпожой.
Сжав ладонями его крепкие бедра, я плавно заскользила губами по его подрагивавшему от возбуждения каменному члену, мягко посасывая головку и дразняще обводя ствол языком, наслаждаясь тем, как пальцы Чонгука дрожаще путались в моих волосах, но в этот раз он позволил мне все контролировать самой, полностью отдавшись в мою власть, и это... Пьянило сильнее вина.
Конечно, надолго на этот спонтанный подводный минет меня не хватило, и вскоре я вынырнула на поверхность, ловя ртом воздух, а заодно и его прекрасную в своей порочности улыбку.
Довольный, как объевшийся сливок кот, Чонгук притянул меня к себе и жарко выдохнул в самые губы:
- Что это было, чертовка?.. Ты решила меня съесть? Ты ведь раньше никогда не брала так глубоко... Неужели... Тайком тренировалась на бананах?!.
И, хотя ещё минуту назад я была возбуждена до предела и изнемогала от желания ощутить его внутри, но после его слов весь наркотический дурман, заполонивший мое сознание, как ветром сдуло и я не выдержала и засмеялась, закрыв лицо руками, и не могла успокоиться добрых пять минут, за которые Чонгук успел вновь сграбастать меня в свои объятия и усадить на крепкие бедра, а затем промурлыкал в шею, оставив на ней щекотно-мокрый поцелуй:
- Ну так что, милая? Признавайся, сколько бананов подверглось сексуальному насилию вместо меня? Я ревную вообще-то!
- Господи, Чонгук... - мои плечи вновь затряслись от неконтролируемого приступа смеха, и я уткнулась ему в плечо, безуспешно пытаясь успокоиться.
Он же, тихонько похихикивая, стал неторопливо перебирать мои мокрые волосы, другой рукой поглаживая вдоль позвоночника и терпеливо дожидаясь, когда мои плечи перестанут вздрагивать от хохота, но, почувствовав, что меня сейчас просто смоет с его коленей очередной его волной, я усилием воли заставила себя успокоиться и обняла его за шею, заверив этого ревнивца:
- Ни один банан не пострадал, клянусь! Так же, как и баклажаны, и авокадо, честное слово!Я просто хотела... попробовать что-то новое и сделать тебе приятно... Доволен теперь, тайный агент Гринпис? Лучше скажи... Тебе понравилось? - склонив голову к плечу и глядя на него из-под ресниц, поинтересовалась я, хотя по его прибалдевшему виду все и так было ясно без слов.
Но Чонгук посчитал, что и слова не будут лишними.
- Ты ещё спрашиваешь? Это было... - он прикусил губы, с обожанием глядя на меня и явно пытаясь подобрать подходящее цензурное слово, способное выразить всю степень его восторга, и наконец выдал с хитрой улыбочкой, - Невероятно, детка.
- Хочешь повторить? - облизнув губы и уже готовясь снова нырять, улыбнулась я, но он покачал головой, не выпуская меня из рук и притягивая только ближе.
- Нет-нет, стой, русалочка... Ты нужна мне над водой... Ведь у меня на твои сладкие губки немного другие планы...
- Но я хочу... - тут же запротестовала я, не наигравшись в роковую соблазнительницу.
Но бунт в водном царстве не удался, ведь Чонгук был явно решительно настроен воплотить в жизнь свои другие планы.
- Тшш... - его палец лег мне на губы, мягко приказывая замолчать, и я... подчинилась, утонув в темном бархате его колдовского голоса и глубокой полночи гипнотических глаз, когда он хрипло шепнул, неотрывно глядя на мои губы, колдуя, очаровывая, соблазняя и искушая, так мастерски внушая мне свою волю, что я уже и не сомневалась, что все его желания на самом деле - мои, - Побалуешься со своей любимой игрушкой позже, хорошо? А сейчас... иди ко мне, любимая... хочу тебя... безумно... Мне всегда так катастрофически мало тебя, моя маленькая колдунья...
- Снова командуешь и приказываешь? Ты разве забыл, кто здесь госпожа? - я надула губы, обиженно глядя на него и все ещё пытаясь бунтовать, хоть мое сознание все стремительнее заволакивало дурманом желания, а предательское тело сдавалось, поддаваясь его неторопливым нежным ласкам.
И то, как он на меня смотрел: неотрывно, пронзительно, обжигающе, но, вместе с тем... до дрожи нежно, - совсем не помогало прийти в себя.
И, услышав мой обиженный тон, Чонгук лишь ласково улыбнулся, прекрасно зная, как меня утихомирить, а затем, протянув руку, невесомо провел подушечками пальцев по моим губам, заставив их приоткрыться, выпуская едва слышный сладостный вздох, и хрипло прошептал:
- Ну что ты, малышка... я абсолютно безоружен перед тобой... Ты даже не представляешь, какую власть надо мной имеешь. Бери меня, владей, я весь твой... Только твой... навсегда, любимая...
И, зачарованная нежностью, что разливалась безбрежным океаном в любимых глазах, морская колдунья безропотно покорилась повелителю океана...
Ведь разве могло быть иначе, когда она чувствовала его любовь в каждом прикосновении, видела в каждом взгляде?
И лишь шепнула зачарованно, словно все ещё не могла поверить в силу его чувств, что буквально выплёскивались через край:
- Правда?..
Он мягко улыбнулся, обхватив хрупкую ладошку горячими сильными пальцами, и прижал к щеке, а после - к губам, чтоб затем спуститься мягкими поцелуями вниз до самого локтя, оставляя на полупрозрачной коже русалки обжигающие собственнические метки, и лишь после этого уложил ее руку себе на плечо, заставляя обнять и притягивая непозволительно близко, и жарко выдохнул в самые губы:
- Правда, малышка... я полностью в твоей власти... Твой... И душой, и телом... я навеки твой раб, моя госпожа...
И у меня снова не нашлось слов, чтоб ответить на его ничем не прикрытую, обжигающе чувственную искренность, и я просто притянула его к себе, окончательно сдаваясь, целуя любимые губы и полностью растворяясь в нем, в его нежности и невероятно сильных чувствах, захлестнувших меня с головой.
Он и правда был весь мой - и я чувствовала это на самом глубинном, потустороннем уровне.
И возражать больше не хотелось вовсе, ведь и колдунья была довольна и околдованный...
Нежность была его самой великой силой, и каждое его слово попадало прямиком в сердце, и гордая русалка сдалась и безропотно покорилась, желая принадлежать ему всецело.
Только ему одному.
Всегда.
И потому с моих губ больше не слетело ни одного протеста, когда, прикрыв глаза от ни с чем не сравнимого блаженства, я послушно отдалась в его власть, подставляясь под его обжигающе горячие, жадные губы, сделавшие меня мокрой в считанные минуты вовсе не от воды.
Чонгук огладил мои бедра, притягивая только ближе, скользя вниз по шее торопливыми влажными поцелуями, и, добравшись до часто вздымающейся от сорванного дыхания груди, накрыл ее горячими губами с такой жадностью, что у меня перехватило дыхание, а внутри все начало сладко сжиматься и дрожать от предвкушения.
Его рука крепко сжала мою талию, вплотную притягивая к его великолепному обнажённому телу, что на фоне ночной прохлады казалось сейчас почти раскаленным, а другая дразняще провела между ног, и Чонгук прижался горячим лбом к моему плечу, сорванно выдыхая.
Я нетерпеливо качнула бедрами, прижимаясь к нему и мысленно умоляя не дразнить, и в следующий момент с блаженным выдохом прикрыла глаза, наконец ощутив его в себе.
С моих губ сорвался полузадушенный сладостный стон от распирающего изнутри ощущения горячей наполненности, и я уткнулась ему в шею, часто дыша и откровенно наслаждаясь тем, как плавно, но уверенно он заполняет меня собой до предела.
...Боже... как же хорошо…
Ох… кажется, я сказала это вслух… вернее, простонала, чем вызвала просто до жути пошлую ухмылочку на бархатных губах напротив.
--- Так хорошо, что не можешь держать это в себе, да, малыш? - хрипло мурлыкнул Чонгук, глядя на меня снизу вверх из-под ресниц полуночно-темным взглядом со вспыхивающими в его бездонной колдовской глубине обжигающе золотыми искрами, хоть прекрасно знал ответ.
--- Бессовестный... Наглый... самодовольный... пират... - шепнула я на выдохе, вновь прижимаясь к его мягким, но слишком болтливым губам, без слов приказывая:
«Помолчи, любимый… просто… Помолчи…»
И к счастью, эти губы подчинились и занялись намного более приятными вещами, чем пустая болтовня.
Они обжигали, так же, как и руки, пока их хозяин безраздельно владел моим телом, заполняя собой каждую его клеточку.
Он входил невероятно плавно, крепко сжимая мои бедра, и никуда не спешил, направляя мои движения и задавая размеренный, гипнотический ритм.
Его горячие губы не стеснялись абсолютно ничего, с упоением лаская каждый доступный им сантиметр моей обнаженной кожи, оставляли обжигающие следы на шее, плечах и ключицах, блуждали по груди, дразня жаркими поцелуями-укусами затвердевшие до сладкой боли соски, и вскоре одурманили меня настолько, что я полностью потеряла связь с реальностью и вся превратилась в обнаженную, откровенную чувственность, жаждущую лишь все больше и больше удовольствий.
И, разумеется, этот порочный демон-искуситель не собирался мне в них отказывать.
Запрокинув голову в его раскрытую ладонь, я самозабвенно отдавалась ему, давно потеряв последние понятия о приличиях и полностью подчиняясь его воле, теряя себя без остатка в его обжигающей, сводящей с ума страсти.
Но мне было достаточно того, что мой личный дьявол был доволен и буквально упивался своей властью надо мной, хриплыми стонами и жаркими ласками лишь поощряя открываться ему ещё больше, выпускать на волю все свои самые темные, самые порочные и запретные желания, которые он готов был исполнять всю ночь напролет, и потому с моих зацелованных им и припухших губ все чаще слетали откровенно пошлые, просящие стоны, а между ног уже буквально хлюпало от его уверенных ритмичных толчков.
Чонгук хотел сделать меня мокрой и грязной и у него это получилось без особых усилий, ведь с ним мне и самой безумно нравилось быть такой...
Быть жаждущей, вожделеющей, раскрепощенной... Напрочь лишённой всякого стыда и предрассудков.
Быть настолько свободной, насколько это вообще возможно.
И в его жарких объятиях я становилась именно такой, ловя чистейший кайф от этой свободы и вседозволенности, ведь, на самом деле... Ким Розэ вовсе не являлась той правильной и хорошей девочкой, которой Чонгук поначалу меня считал, и наша судьбоносная встреча лишь запустила механизм моего становления той, кем я должна была быть, и лишь показала, что в глубине души я всегда была такой же бунтаркой, как и он.
Два крыла одной души всё-таки...
Мои мысли невольно улетели в высокие материи, так как поначалу наш секс был медленно вдумчивым, неторопливым и почти тантрическим, и я словно качалась на мягких волнах, сидя на бедрах Чонгука, утопая в его нежности и пылких поцелуях и чувствуя, как он проникает в меня с каждым плавным медленным толчком до упора и выходит так же тягуче медленно, словно смакуя это удовольствие по капле и желая прочувствовать каждый миллиметр нашей соприкасающейся плоти, но мой ласковый тигр никогда не отличался стальным самоконтролем, когда дело доходило до секса. Его поцелуи становились все жарче, все ненасытней, и эти ласковые волны слишком быстро превратились в самый настоящий огненный шторм, сметая все на своем пути, и меня накрыло с головой его обжигающей страстью, стремительно утягивая в самые темные глубины, где не было ни света, ни воздуха, но он заменял мне его своими поцелуями, своими горячими губами, прогоняя глубоководный холод и целуя так жадно и властно, что вскоре я ослабла настолько, что превратилась в покорную куклу в его сильных руках, позволяя ему уверенно вести меня в этом древнем страстном танце, который он знал так хорошо.
Стремительно теряя контроль, Чонгук крепко сжимал мои бедра, насаживая на себя все резче, все глубже, и целовал без остановки, не давая опомниться и вынырнуть на поверхность из этой огненной пучины,
сминая мои губы крепкими, подчиняющими, ломающими волю поцелуями, и мне оставалось только следовать да ним, как и всегда.
Недолго же он позволил своей госпоже побыть госпожой...
Но, отдавшись на волю чувств, что стремительно утягивали меня в хорошо знакомый мне огненный омут, я уже дрожала, как в лихорадке, сжимая его плечи и неосознанно царапая их ногтями, почти задыхаясь от того, насколько глубоко он входит, насколько крепко держит, прижимая к себе, и буквально упивается своей властью над моим податливым телом, пьет мои стоны и дыхание, как нектар богов.
Я же... была совершенно покорена и околдована им.
Чонгук часто называл меня колдуньей в той, другой жизни, и даже сегодня это неосознанно слетело с его губ, но мне очень хотелось поспорить о том, кто кого сильнее околдовал.
Конечно, если бы он позволил мне это.
Но сейчас он позволял мне только стонать и дрожать, задыхаясь от наслаждения в его крепких, невыносимо жарких объятиях.
И мне следовало бы знать, что, хотя он и позволил мне оседлать его и побыть сверху, притворившись послушным ручным котиком, но это была лишь номинальная власть, ведь хищная тигриная сущность Чонгука по-прежнему все жёстко контролировала: и меня, и наш секс, и только он решал, когда мы рухнем в звёздную пропасть.
Жаркий дурман все сильнее заволакивал мое сознание, заставляя практически терять связь с реальностью, и сквозь шум волн в ушах в него с трудом пробился его глубокий бархатный тембр:
- Детка, посмотри на меня... - и я послушно распахнула ресницы, опуская расфокусированный взгляд на его красивое сосредоточенное лицо.
И почти перестала дышать оттого, насколько он был прекрасен.
Темная челка падала ему на лоб, покрытый испариной, скулы раскраснелись, а глаза потемнели почти до полной черноты, как во время лунного затмения.
Чонгук смотрел на меня из-под ресниц таким же затуманенным, пронизывающим до дрожи взглядом бесконечно долго, а затем, властно сжав мой подбородок, притянул к себе, жарко выдохнув в самые губы:
- Я люблю тебя.
И хоть он тысячи раз признавался мне в этом, но признания, произнесенные во время занятий любовью, когда мы были максимально открыты друг перед другом, всегда были особенными, и я задрожала, ощутив их не только сердцем, но и всем телом, отозвавшимся сладкими мурашками и трепетным покалыванием на кончиках пальцев.
Я люблю тебя.
Эти три слова были словно магическое заклинание, клятва, навсегда скрепляющая наш союз, наш брак, наши жизни и наши судьбы, переплетая их нити и превращая в цельное полотно одной общей судьбы.
"Навсегда твой..." - безмолвно клялись его глаза.
"Навсегда твоя..." - так же без слов отвечали мои.
Из вечности в вечность.
И даже после нее...
- Я люблю тебя, - эхом отозвалась я, вкладывая в эти слова всю душу, и Чонгук бережно обнял мое лицо и прижался своим горячим лбом к моему, на миг замерев и прикрыв пылающие колдовским темным огнем глаза, а затем хрипло выдохнул, прежде чем смять мои губы новым обжигающим поцелуем:
- Мое сокровище... Моя любимая девочка... моя... бесценная жемчужина...
А затем поцелуи, мягкие толчки и хриплый шепот слились в одно сплошное, знойное, дурманящее марево, заставившее меня раствориться в нем без остатка...
***
...Приходя в себя под тихий плеск воды, я все ещё парила в блаженной невесомости, а Чонгук нежно перебирал мои волосы и тихо дышал мне в шею, согревая кожу теплым дыханием и мягкими ленивыми поцелуями, посылая мурашки по спине каждым выдохом.
- Милая... - долетел до моего разморенного недавним оргазмом сознания его ласковый хриплый полушепот.
- Мм? - лениво отозвалась я, с трудом вспомнив, как издавать другие звуки помимо стонов, ведь все еще одурманенное недавно пережитым наслаждением сознание не желало сильно напрягаться и тратить силы на мыслительный процесс.
Но ему все равно пришлось это сделать, когда Чонгук с улыбкой поинтересовался:
- Надеюсь... я не разочаровал мою госпожу?
Услышав его игривый тон, я тихо засмеялась, уткнувшись ему в шею.
- Поверить не могу... Кто-то снова напрашивается на комплименты? Мне теперь после каждого секса придется тебя хвалить, морда ты тигриная?
Но на мое укоризненное ворчание эта наглая тигриная морда лишь жадно сгребла меня в ещё более крепкие объятия и щекотно выдохнула в шею:
- Ну что ты, лапочка, как можно... Я просто хочу удостовериться, что мы все воссоздали с исторической достоверностью.
Услышав это, я засмеялась уже громче, а Чонгук легонько боднул меня лбом, как наглый кошак, и, вытянув губы трубочкой, наигранно обиженно поинтересовался:
- Эй... Что смешного, Бэмби?
С этим выражением оскорбленной в лучших чувствах невинности в огромных глазах он выглядел сейчас так трогательно и умилительно и это настолько не вязалось с образом того горячего развратного демона, который только что вытрахал из меня всю душу, делая со мной такие вещи, что внутри все до сих пор сладко подрагивало от одних только воспоминаний, что я снова не смогла сдержать тихий смех, но, заметив искреннее непонимание во взгляде напротив, все же отозвалась, кусая улыбающиеся губы:
- Тут и не могло быть никакой исторической достоверности, ведь в прошлом мы не занимались любовью в ванной.
- Нет? - мне показалось, что Чонгук искренне расстроился, услышав это, и тут же стал допытываться, - А где мы это делали?
- На шелковых простынях твоей широкой капитанской кровати. А в воде ты меня просто целовал и бессовестно соблазнял, показывая, как хорошо мне будет с тобой в постели, если я покорюсь и сдамся... а не вот это вот все, что только что было, - заявила ему я, смерив любимого бандита многозначительным укоризненным взглядом, и наигранно сокрушенно добавила, - Но ты, как всегда, слишком увлекся и даже госпожой побыть почти не дал... На самом деле, это я чувствовала себя рабыней твоих желаний, бандит.
Но бандит на это лишь хитро улыбнулся, явно ни о чем не жалея, и, скользнув широкими ладонями от моих лопаток вниз до самых бедер и по-хозяйски сжав их, хрипло мурлыкнул, глядя на меня из-под ресниц:
- Ну не сердись на меня, милая... Я действительно увлекся, признаю, но у тебя будет ещё куча возможностей подоминировать и побыть госпожой, так как лично я за полную достоверность. Ты ведь хотела, чтобы я увидел то же, что и ты? Так покажи мне... - наклонившись ко мне, искушающе шепнул он мне в губы, - Покажи мне все...
И разве был у меня шанс противостоять этому бессовестному соблазнителю?
Конечно нет.
Пришлось показывать.
Во всех деталях.
И с полной... исторической достоверностью.