Демонстрация снов плавно перетекла в нашу синюю спальню, освещённую лишь серебристым лунным светом, льющимся сквозь открытые окна, и я даже не успела опомниться, как оказалась на прохладных простынях, а Чонгук прижал меня к ним своим разгоряченным сильным телом, сходу захватывая мои губы в свой сладкий плен, и я с предельной ясностью осознала, что больше доминировать и командовать мне никто не даст. И сколько бы раз он не называл меня госпожой, но именно он был истинным доминантом.
Всегда им был.
А я... всегда безропотно подчинялась ему, потому что сама... хотела этого до безумия.
Вот и сейчас его хищная доминантная сущность вырвалась на свободу, не оставляя мне ни малейшего шанса на побег.
Слишком уж сильно он любил сам все контролировать.
Слишком сильно хотел обладать мной, владеть безраздельно - и телом, и душой, и сердцем, и мыслями... И всю меня подчинять себе и своим темным, порочным желаниям...
И я послушно подчинялась и таяла... Таяла... Таяла... Ночь за ночью сгорая в ласковом темном огне любимых глаз.
Жадные поцелуи, собственнические, обжигающие касания...
Шея... плечи... грудь... ничто не осталось не обласканным его горячими настойчивыми губами, не принимавшими никаких отказов... и я лишь беспомощно всхлипнула, прикусив губы от наслаждения, что затопило меня бурным потоком с первым же мощным толчком.
Чонгук был таким большим и сильным, таким горячим... так соблазнительно низко стонал и дышал так тяжело, так рвано, что меня просто вело от передоза ощущений и всего того, что происходило в эту ночь в нашей спальне, ведь, когда мы с ним оставались вдвоем в темноте... начиналась самая настоящая магия.
Его крепкие бедра с силой вжимались в мои, набирая амплитуду и мощь с каждым новым плавным движением, а горячие губы сминали мои так чувственно, что от контраста этого сумасшедшего напора, пылкости, мягкой силы движений и вкрадчивой нежности поцелуев все внутри сладко сжималось, вспыхивая обжигающими искрами.
И я снова была полностью в его власти, так же, как и в той - другой жизни.
Но, так же, как и в ней, мне вовсе не хотелось против этого возражать, ведь помимо пылкой, напрочь сметающей все понятия о приличиях, головокружительной страсти, я чувствовала его любовь в каждом поцелуе и вздохе, в каждом движении и прикосновении ласковых пальцев, невесомо скользящих по моей коже.
Прохладные простыни очень быстро нагрелись от жара наших обнаженных тел, снова и снова сливающихся в древнем огненном танце, и эта "репетиция" нашей брачной ночи, как назвал ее Чонгук, превратилась в нечто настолько космически прекрасное и завораживающее, что мне хотелось просто раствориться в этом моменте и длить и длить его бесконечно.
И если это была только репетиция... то я боялась даже представить, что ждёт меня в настоящую брачную ночь.
Крепко прижимая меня к себе и задавая свой собственный, гипнотический ритм этому древнему танцу, в котором вел так уверенно и был в нем так потрясающе хорош, Чонгук постепенно отпускал контроль и все чаще срывался на размашистые, рваные, грубые толчки, раз за разом выбивавшие из моей груди весь воздух вместе с несдержанными, откровенными, просящими стонами, пока сам он хрипло рычал от удовольствия мне в шею, оставляя на ней пылающие следы.
Едва слышные, лихорадочные признания в любви и топкие ненасытные поцелуи смешивались в один крышесносный коктейль на наших губах, а позы сменяли друг друга так быстро, что я давно потеряла им счёт. Казалось, буквально только что Чонгук нависал сверху, сковав мои запястья своими горячими пальцами в замок у меня над головой, жадно лаская грудь губами и вбиваясь в меня с глухим рычанием так остервенело, что кровать под нами тряслась и жалобно скрипела (и я бы даже запереживала о ее сохранности, если б мне не было настолько хорошо под ним, что думать о чем-то ещё не было никакой возможности), а в следующий момент, даже не успев опомниться и прийти в себя от оглушающего оргазма, разлившегося по телу жидким огнем, я уже утыкалась пылающим лбом в насквозь мокрую простынь, а Чонгук снова вторгался в мое безвольное тело, брал меня, как хозяин, и продолжал накачивать острым, обжигающим, на грани сладкой боли удовольствием.
И если миссионерская поза в его исполнении была нереально хороша, то окончательно мне срывало крышу, когда он брал меня сзади, ведь так его член входил невероятно глубоко, заполняя меня всю, до отказа, и работал, как поршень, почти без остановки, заставляя терять голос в стонах и почти рвать простыни.
Так я была максимально открыта перед ним - и это его нереально возбуждало.
Я чувствовала это в его жадных собственнических касаниях, в долгих поцелуях, обжигающих сзади мою шею и плечи, в хриплом шепоте и рваных, пошлых, низких стонах, больше похожих на рычание голодного тигра, смакующего свою долгожданную добычу.
Но этот тигр, вопреки своей хищной натуре, все равно был невероятно ласковым. И хоть, входя в раж, он трахался с полной самоотдачей и практически самозабвением, но при этом ещё каким-то образом успевал гладить, целовать и шептать мне на ухо, как сильно он меня любит. Эти проникновенные трепетные признания смешивались с горячими, откровенными пошлостями и жаркими поцелуями в шею, и все это сливалось в одну безумную, взрывоопасную смесь, всего с одного глотка заставлявшую меня каждый раз сходить с ума и превращаться в безвольное, покорное, стонущее существо, желающее лишь отдаваться и быть оттраханным до звёзд перед глазами.
Простыни после того, что со мной творил этот бесстыжий бандит, действительно были мокрыми насквозь и почти рваными и, как он и говорил, это являлось лучшим доказательством его любви, для которой не нужны были никакие высокопарные признания, ведь само его имя в ту ночь стало моей молитвой и я готова была вечность стоять перед ним на коленях, лишь бы только мой бог был доволен мной.
Его хриплое "люблю" вместе с жарким сорванным дыханием отдавалось в висках, отзывалось дрожью во всем теле... и я любила его так сильно, что почти не могла дышать, не могла уместить в себе все чувства, что он заставлял меня испытывать. И если первая ночь Розэ в каюте капитана Чона была трепетно прекрасной, то эта... перевернула мой мир.
Чонгук был просто неутомим, словно хотел за одну ночь перепробовать все позы Камасутры, и от его сумасшедшего напора мои ноги дрожали и расходились все шире, безропотно впуская его в мое тело, созданное только для него, для его удовольствия, и, сам упиваясь им допьяна, он дарил мне его так щедро, что я просто рассыпалась на простынях ослепительным звездным светом, тая в его руках от запредельного блаженства, от чистейшего, незамутненного экстаза, в который он окунал меня с головой своими сумасшедшими, жаркими, бесстыдными ласками, мощными грубыми толчками доводя до полного исступления.
Вселенные взрывались и рождались вновь перед моими закрытыми глазами, сотрясая мое тело волнами обжигающе сладкого, как растопленный на солнце мед, наслаждения, и я могла лишь пытаться дышать, утопая в его крепких объятиях, как в бездонном океане.
Его мягкая спокойная сила всегда делала меня невозможно слабой и безвольной, а ощущение приятной тяжести горячего и крепкого мужского тела, прижимающего меня к постели, сводило с ума, заставляя полностью раскрываться перед ним и исступлённо царапать широкие плечи, впиваясь в них зубами, когда удовольствие накрывало особенно беспощадно.
Чонгук нависал надо мной, опираясь на крепкие предплечья, и сквозь потяжелевшие ресницы я зачарованно наблюдала за тем, как он яростно вбивается в мое податливое тело, до предела заполняя его собой, но даже этого казалось недостаточно, даже так было недостаточно близко... И, по мере того, как экстаз стремительно заволакивал его сознание, держать все под жёстким контролем становилось все труднее, и вскоре он всё-таки полностью лег на меня, прижимаясь всем телом, и все стало ещё острее, ещё жарче, ещё лучше... именно так, как я любила больше всего.
Кожа к коже... губы к губам... Одно на двоих дыхание - рваное, тяжёлое... Бесконечность жадных, топких, влажных поцелуев - и никаких преград между нами.
Полное взаимопроникновение... полное взаимообладание.
Полный контакт и полное доверие.
А иначе и быть не могло, ведь в моменты настолько откровенной близости мое сознание словно распахивалось ему навстречу, сливаясь с его на всех уровнях, и я ощущала, что и он делал то же самое, позволяя мне видеть все его чувства и читать их в его душе, ничего не скрывая.
Бездумно водя дрожащими пальцами по его широкой напряжённой спине, я чувствовала лихорадочное биение сердца в его груди - и мое отдавалось таким же рваным, сумасшедшим ритмом, пока наши губы сливались и плавились в долгих, топких, нежных, страстных поцелуях и дыхание перетекало друг в друга, смешиваясь с растворяющимися на губах стонами.
Дрожа от возбуждения и напряжения, Чонгук не останавливался ни на секунду, то и дело неосознанно и нереально соблазнительно прикусывал свои бархатные губы, отчего мой затуманенный взгляд постоянно зависал на них и этом провокационном действии, и капельки пота скатывались по его вискам и скулам, пока он ритмично вбивался в мои бедра своими, сжимая их горячими ладонями почти до боли, и запрокидывал голову, рвано выдыхая от накрывавшего все более мощным прибоем наслаждения.
Я же уже даже не пыталась контролировать громкость собственных стонов, полностью отдавшись на волю волн и прижимаясь к нему только ближе, ближе, ближе... обхватывая ногами его поясницу, буквально вжимая его в себя и не желая выпускать из собственного тела вовсе, ведь знала, чувствовала, как ему в нем было хорошо.
Я уже не осознавала, где кончаюсь я и начинается он, ведь меня уже захватил в свои объятия огненный, сумасшедший шторм, лишь набиравший силу.
Его крепкие бедра двигались практически без остановки, накачивая меня сладко терпким, дурманящим пламенем и заполняя все мое тело наркотической эйфорией, напрочь отключавшей мозг, пока его горячие губы блуждали по моей груди, жадно сминая соски, отчего ещё больше сладких будоражащих импульсов стекалось в самый центр моего естества, в любую минуту грозя обернуться взрывом.
Чонгук хрипло зарычал, когда мои ногти впились в его крепкие ягодицы, не давая отодвинуться даже на миллиметр, и, наклонившись, смял мои губы с каким-то особым, хищным голодом, обжигая их жарким выдохом:
- Тебе... так мало меня... Да, малыш?.. хочешь сильнее?.. глубже?.. чтобы... не останавливался?.. чтобы довел тебя до звёзд перед глазами? Чтобы... заставил кончить, срывая голос?..
Слова давались ему с огромным трудом сквозь сбитое к чертям дыхание, а я уже почти не осознавала реальность, превратившуюся в какое-то сплошное раскалённое марево, заполненное белым шумом, состоявшее из его хриплого шёпота, жарких обжигающих поцелуев и ритмичных движений бедер, раз за разом возносящих меня все выше - прямо к звёздам, и мне казалось, что ещё совсем немного - и я смогу коснуться их кончиками пальцев, но его голос проник в мое затуманенное сознание так же легко и беспрепятственно, как член - в тело, и, практически задыхаясь от захлестывающих меня с головой волн огня и жара, что растекались по венам с каждым его мощным, рваным, невероятно глубоким толчком, я практически простонала ему в губы:
- Мне всегда... тебя мало... хочу еще... хочу тебя... Тебя всего... любимый, пожалуйста... Дай... Дай мне...
Я лишь успела заметить, как бархатно -чувственные губы этого коварного демона изогнулись в поистине дьявольской, хищной ухмылке, и, полностью удовлетворенный моими словами, он утробно рыкнул:
- Все, что захочешь, сладкая... Все, что пожелаешь... - и жадно впился в мои губы, прижимая меня к постели всем телом и снова набирая темп, уверенно лишая остатков рассудка.
Я же чувствовала себя настоящей нимфоманкой, которой было так отчаянно мало... мало... мало... ЕГО.
А он этим откровенно наслаждался.
Надо будет всё-таки подать на этого бандита в суд за то, в кого он меня превратил за эти годы.
Но потом... Когда-нибудь... Если переживу эту ночь...
А сейчас в затуманенном чистейшей похотью сознании билось лишь умоляюще покорное:
"Да... Да, любимый... отпусти себя и больше не сдерживайся..."
Но молить об этом не было нужды, ведь Чонгук действительно больше совершенно не сдерживался, с глухим сокрушенным стоном признав поражение и окончательно отпустив на волю все свои темные желания, и теперь напоминал мне самого правителя преисподней - темного, властного, порочного... полностью подчинившего меня себе и заставившего служить ему, отдав и тело, и душу в безраздельное владение.
Он прижал меня к себе, полностью накрыв своим телом, и его поцелуи заменили мне кислород, когда он сорвался на какой-то бешеный, совершенно сумасшедший темп, и когда его толчки из размеренных и плавных стали резкими, грубыми, размашисто рваными и совершенно хаотичными, наслаждение превратилось в огненную лавину, сметающую все на своем пути...
Чонгук глухо зарычал, полностью присваивая меня себе и отпуская последние тормоза, и я беспомощно застонала, ощутив, как внутри все начинает сладостно сжиматься, стремительно разнося этот дурманящий, запредельный экстаз по всему телу, а затем...
Моё сознание словно отделилось от тела, когда последним мощным толчком он выбросил меня куда-то за стратосферу и отправил в такие далёкие галактики, где я ещё никогда не бывала...
Тело вспыхнуло, взрываясь сверхновой и разлетаясь на атомы, и я крупно задрожала, отдаленно слыша собственный крик и чувствуя, как все внутри бесконтрольно сжимается вокруг трахающего меня без остановки крепкого члена.
Это был... Настоящий звездный космос - и это было... так... мучительно приятно, что эта сладкая боль заставила слезы скатиться из уголков моих крепко зажмуренных глаз.
Словно из-под воды я услышала, как Чонгук грязно выругался и хрипло застонал, бурно кончая следом за мной, а затем обессиленно рухнул на меня всем телом, прижимая к кровати, так как от оглушающего оргазма меня сотрясала такая сильная дрожь, что он бы мог и не удержать меня.
Но он удержал, переплетая наши пальцы, сплетая наши тела, накрывая мои губы своими и выпивая мои стоны все до единого, впитывая в себя мою дрожь, успокаивая ее и заполняя меня собой до краев.
Он словно проник в каждую клеточку моего тела, спаивая наши тела и души на каком-то тонком, глубинном, совершенно потустороннем уровне, навсегда присваивая меня себе и отдавая взамен всего себя целиком.
Я же просила его всего.
И он отдал мне всего себя, как и обещал.
Одна душа в двух телах...
Одно на двоих дыхание...
Одно сердце...
Одна любовь...
И одна жизнь...
Так, как сказал настоятель храма.
И именно так, как должно было быть с самого начала нашей с ним вечности...
...Я давно заметила, что после того, как мы с Чонгуком начали практиковать тантру, обычный секс перестал быть обычным... хотя назвать то, что любимый муж творил со мной в постели, обычным сексом, язык не поворачивался в принципе никогда, но что-то все равно неуловимо изменилось. Мы стали чувствовать друга друга невероятно остро, буквально на уровне эмпатии.
Вот и сейчас я чувствовала все то, что бурлило и вспыхивало грозовыми раскатами в его душе, ощущая, как он пульсирует у меня внутри, как содрогается всем телом, стиснув зубы и дрожа от невероятно мощной, сумасшедшей разрядки, ослепившей и ошеломившей его так же сильно, как и меня. И его дрожь передалась и мне, заставив прижаться к нему ещё теснее, буквально слившись с ним.
А затем... я просто перестала чувствовать собственное тело и обмякла в его руках, почти теряя сознание и... себя... в нем. Полностью сливаясь с ним...
...Я была уверена, что после такого больше не смогу вернуться, но Чонгук удержал меня, поймав за руку в последний момент, и не отпустил, падая в эту космическую бездну вместе со мной, горячо выдыхая в дрожащие губы неизменное, как вечность:
- Люблю тебя... люблю... люблю...
***
Да, Чонгук вернул меня мягкими поцелуями, обогрев теплом своего тела после ледяного космоса... Но я определено не осталась прежней, ведь... этот сумасшедший секс стал для меня настоящим откровением.
Так же, как и для него - я видела это в его потемневших до космической, беззвездной черноты глазах.
Вот и повспоминали прошлое...
Похоже... Этот спонтанный сеанс регрессивного секс - гипноза превзошел все мыслимые ожидания, и спустя бесконечность придя в себя, я с трудом приподняла чугунные веки, и первое, что увидела после возвращения из космических далей - глаза Чонгука - такие же ослепительно прекрасные, как и те далёкие звёзды, что я видела под закрытыми веками и среди которых только что побывала. Но в этих ласковых, сверкающих золотым теплом звёздах отчётливо читалось опасение, что я сейчас сбегу от него с диким криком.
- Все в порядке, маленькая? - на выдохе шепнул Чонгук, с тревогой вглядываясь в мои глаза и ловя малейшую промелькнувшую в них эмоцию.
Но когда я сама потянулась к нему, с тихим вздохом приникая к желанным губам, которых мне всегда было так невозможно мало, даже несмотря на только что пережитую космическую бурю, он рвано выдохнул от облегчения и крепко прижал меня к себе, отвечая на поцелуй со всем привычным, присущим ему пылом.
- Ты чего... так разволновался? - с улыбкой шепнула я, зарываясь пальцами в чуть влажные волосы на его загривке и влюбленно любуясь своей ручной тигрой. Тигра тихонько вздохнула, уткнувшись мне в шею, и, погладив по спине кончиками пальцев, шепнула:
- Ты так долго не приходила в себя... Я просто испугался, что... что в этот раз для тебя действительно... стало слишком...
- Слишком твоей страсти, которую ты не можешь контролировать? Или слишком твоей любви, без которой я не могу дышать, м? - я ласково погладила его по бархатной щеке, хитро усмехнувшись, а затем собственнически притянула к себе за загривок, промурчав в бархатные губы, - Дурашка... Мне всегда будет тебя мало... Так что даже не думай, что мы на этом закончим, понял?
В бездонных золотых озёрах напротив промелькнуло облегчение, а затем их обладатель тихонько хихикнул, потеревшись носом о мой нос:
- Моя ненасытная тигрица...
- Мой ласковый тигр... - улыбнулась я в ответ, поглаживая его по затылку и заставляя практически мурчать.
- Ласковый? - услышав подобную характеристику, тигр вдруг прыснул и с тихим смехом уткнулся мне в шею, - Бэмби, если ты не заметила, я только что чуть не сломал тобой кровать.
Боюсь... нам всё-таки придется платить за ремонт номера, так как вмятина на стене за ней точно осталась.
Услышав его скорбный тон, я не выдержала и засмеялась, прикрыв глаза ладонью, а затем уткнулась ему в грудь и крепко обняла, мечтательно протянув:
- Знаешь... ради такого обалденного секса не жалко заплатить даже за новую стену, ведь... и колдунья теперь довольна... и околдованный.
Эта фраза сорвалась с губ словно сама собой, отозвавшись взволнованной дрожью дэжавю на кончиках ресниц, заставив меня замереть, и Чонгук тоже застыл, услышав это, и почти перестал дышать.
Прошлое снова соприкоснулось с настоящим, и когда он вскинул темноволосую голову, на меня смотрели мерцающие колдовским темным золотом глаза капитана Черной жемчужины.
Я зачарованно уставилась на него, больше даже не пытаясь отделить прошлое от настоящего, и послушно ответила на его зов, когда он хрипло приказал:
- Тогда иди ко мне, колдунья моя...