Путь к храму занял почти три часа, за которые мне даже удалось немного вздремнуть в такси на коленях у Чонгука, ведь предыдущая ночь выдалась действительно бессонной и сегодняшняя обещала стать такой же, судя по тому горящему взгляду, которым он меня наградил перед выходом.

Пожалев мои ноги, Чонгук выбрал для нас тот самый короткий маршрут, и, хоть пеший путь к главному храму все равно занял у нас больше двух часов, я не проронила ни единой жалобы, помня о том, что мои помыслы и намерения должны быть кристально чистыми, тем более, что цель у нас действительно была невероятно важной. Пожалуй, это восхождение к облакам было самым главным испытанием за всю мою жизнь, ведь от него зависело наше с любимым счастье не только в этой жизни, но и во всех последующих.

Когда мы, наконец, добрались до храма, солнце уже начало клониться к закату, придавая всему вокруг некую эфемерность и потустороннюю красоту, и к этому времени поток туристов заметно уменьшился.

Оставив традиционное пожертвование на входе, Чонгук спросил монаха-привратника, где мы можем найти настоятеля, добавив, что нас прислал сюда настоятель храма Улувату.

Он удивлённо взглянул на нас, но, не задавая никаких вопросов, попросил следовать за ним.

Мы направились вглубь храмового комплекса, петляя по извилистым, выложенным древними камнями дорожкам, и чем ближе мы подходили к жилищу настоятеля, тем больше меня охватывал мандраж.

Оставив нас недалеко от входа, монах попросил подождать, пока он доложит о нас настоятелю, и когда мы остались одни, я тяжело привалилась к плечу Чонгука, с трудом переводя дыхание, так как ноги начали меня серьезно подводить - то ли от долгого пешего хода, то ли от волнения перед встречей с настоятелем, но колени уже ощутимо подрагивали.

Почувствовав мою дрожь, Чонгук обнял меня, крепко прижимая к себе, и, поцеловав в висок, прошептал:

- Милая, не нервничай так сильно. Я уверен, все будет хорошо.

Я смогла лишь кивнуть, шумно выдохнув, и в этот момент монах- привратник показался в дверях, жестом приглашая нас внутрь.

Жилище настоятеля Лемпуянга почти не отличалось от того, где я очнулась после обморока, и этот служитель богов так же тепло улыбался, приглашая нас в свою скромную обитель.

- Итак, что привело вас ко мне, странники? - спросил он, когда мы вошли, склонившись на пороге в уважительном поклоне.

- Простите, что побеспокоили вас, - начал Чонгук, и, достав письмо настоятеля Улувату, протянул его пожилому монаху, - но нам нужна ваша помощь.

Тот пробежал глазами по строчкам, и его седые брови синхронно взметнулись вверх, но затем он перевел на нас внимательный взгляд и сказал лишь:

- Следуйте за мной, - прежде чем исчезнуть за дверью.

***

Я была уверена, что мы действительно получим благословение в храме молодоженов, но, вопреки моим ожиданиям, настоятель повел нас вверх по извилистой узкой тропе, в конце которой обнаружились ещё одни расколотые врата, пусть не такие внушительные, как те, инстаграмные, к которым каждый день выстраивалась длиннющая очередь, но с этой вершины тоже открывался потрясающий вид на окрестные горы и величественный вулкан Агунг, и я невольно удивилась, как пронырливые вездесущие туристы ещё не прознали об этом волшебно красивом месте.

Но размер этих врат был не единственным их отличием от главной святыни.

Здесь, посредине между двумя половинами, символизирующими добро и зло, стоял каменный алтарь.

Настоятель попросил нас встать перед ним, а сам направился к находившемуся неподалеку чану с водой.

Набрав полную чашу, он поставил ее на алтарь, на котором уже лежали свежие цветы и курились благовония, распространяя в теплом вечернем воздухе приятные пряные ароматы, и я почувствовала, что сейчас начнется самое настоящее волшебство.

- Возьмитесь за руки, возлюбленные дети мои, - с покровительственной улыбкой произнес настоятель, встав по другую сторону алтаря, и Чонгук тут же забрал мои слегка подрагивающие пальцы в плен своих больших теплых ладоней, ласково улыбнувшись и вмиг успокаивая мою дрожь.

Как ему это всегда удавалось так легко, до сих пор оставалось для меня тайной.

Солнце уже почти зашло, но на этой высоте его золотисто - розовые лучи все ещё хорошо освещали и нас, и раскинувшуюся внизу панораму. И, находясь в этом священном месте рядом с любимым, я ощутила то же самое, что и на Батуре - словно все вокруг было мне до боли знакомо: и горы, и долины, и леса острова тысячи храмов, на котором зародилась и расцвела в прошлом наша с Чонгуком любовь. Словно я сама... Была его частью.

И путеводители нисколько не врали - отсюда действительно открывались самые потрясающие виды на всем Бали, но мне не было до них никакого дела, ведь я... Видела только стоявшего напротив любимого мужчину, и больше ничего не имело значения.

Все мои волнения и тревоги улеглись, как по мановению божественной руки великого Будды, и теперь я тоже улыбалась, глядя в сияющие теплым светом колдовские омуты напротив, как из-под воды слушая мягкий и спокойный голос настоятеля:

- Мы пришли сюда сегодня, к этому священному алтарю, дабы стихии узрели и засвидетельствовали любовь этих двух юных сердец. - торжественно начал он, словно такие церемонии были для него самого невероятным праздником. - И потому я призываю в свидетели этой любви все четыре стихии и прошу у них благословения на брак этих любящих душ.

Огонь, земля, вода и воздух, узрите же и благословите эту искреннюю любовь, дарованную им небесами! Эти души прошли через много воплощений и испытаний, но, несмотря ни на что, не утратили чистоты и силы своих чувств. Любовь есть сама жизнь... только благодаря ей рождаются вселенные... И потому... Пока огонь горит в небе и на земле, - он взял одну дымящуюся сандаловую палочку, медленно обводя круг в воздухе над нашими сомкнутыми руками, - Пока земля является матерью всего сущего, - ароматный дым коснулся пестрых цветочных лепестков следом за пальцами настоятеля, - Пока вода питает ее и все живое на земле, - те же морщинистые пальцы едва коснулись водной глади в чаше на алтаре, пуская по ней небольшую рябь, - И пока ветер над морем не стихнет...

Между вратами внезапно пронесся порыв теплого ветра, чем-то сразу напомнивший мне одного наглого примата, который с диким гоготом и вечно пошлыми шуточками, весьма скверно замаскированными под комплименты, так же игриво и бесцеремонно ворвался в мою жизнь три года назад, навсегда изменив и ее, и меня саму, а теперь стоял напротив и улыбался, как озорной мальчишка, явно не проникнувшись до конца торжественностью момента.

Но я ощутила, как что-то глубоко в душе отозвалось на слова настоятеля, а он тем временем продолжал говорить, и ветер становился все сильнее, набирая мощь вместе с тем, как его голос становился все громче и торжественней:

- Пока солнце в небе не погаснет... Пока песок не превратится в пыль... Пока не смолкнут все языки и не сбудутся все пророчества... Эта любовь будет жить!

От этих слов меня пробрало волной ощутимой дрожи, добравшейся, казалось, до самого сердца, но Чонгук лишь крепче сжал мои руки, ласково улыбнувшись и продолжая удерживать мой взгляд в плену своего, словно одним только этим пытался передать мне всю свою силу и спокойствие.

Казалось, он не замечал больше ничего вокруг, и я тоже потерялась в его ласковых бездонных глазах, чувствуя, как в груди нарастает волна тепла, похожего на золотой солнечный свет, что догорал сейчас над нами где-то в далёкой вышине.

Ведь он и был моим светом, моим солнцем... смыслом моей жизни. Она всегда вращалась только вокруг него, и если мое солнце погаснет... Все потеряет смысл.

- Да будет ваша любовь бесконечна и вечна, как само мироздание, - тихо закончил настоятель, - Будьте благословенны, дети мои.

Последний порыв теплого ветра пронесся между врат, взьерошил мои волосы и стих, и только тогда я, наконец, очнулась и моргнула, на мгновение прикрыв заслезившиеся от ветра и переполнявших меня чувств глаза.

А Чонгук по-прежнему не выпускал мои руки из своей теплой надёжной хватки, успокаивающе поглаживая большими пальцами их тыльную сторону. Непоколебимый, как скала. Мой щит ото всех бед и тревог, за которым я всегда могла спрятаться.

- Стихии благословили вас, возлюбленные, - улыбнулся настоятель. -

Теперь вам нужно лишь совершить омовение в священных источниках - и вы будете готовы к обряду венчания.

Наконец оторвавшись от моих глаз и словно очнувшись от того же мистического транса, в который успела погрузиться я, Чонгук перевел взгляд на улыбающегося настоятеля, притягивая меня к себе и обнимая так крепко, словно то расстояние, что было между нами все это время, казалось ему слишком большим и он уже дождаться не мог, когда я вновь окажусь у него под крылом.

- Мы от всего сердца благодарим вас за помощь, а стихии - за благословение, - серьезно произнес он, поклонившись пожилому монаху ( всё-таки проникся, пройдоха!), и когда я сделала то же самое, улыбка настоятеля стала шире, собрав теплые морщинки - лучики в уголках его глаз.

- Это наименьшее, что я мог для вас сделать, дети мои. - тихо ответил он, - Берегите друг друга и вашу любовь... и да хранит вас великий Будда.

Пожелав нам счастья, настоятель ушел, а мы так и остались наедине друг с другом и теплым ветром на вершине тайной лестницы в небеса. И оттого, что это место каким-то чудом не истоптали ноги тысяч туристов, все произошедшее здесь действительно ощущалось неким сокровенным таинством, которое навсегда останется только между нами, и никто никогда не узнает, через что мы здесь прошли.

Мне нужно было немного времени, чтоб осознать это, прийти в себя и утихомирить разбушевавшийся внутри ураган эмоций, и, словно чувствуя это, Чонгук меня никуда не торопил, а просто обнимал, поглаживая по спине, а затем обхватил мое лицо тёплыми ладонями и, поцеловав в лоб, шепнул:

- Вот видишь, милая, все оказалось совсем не страшно, правда? Ты зря так волновалась, трусишка моя маленькая.

От яркого дневного светила на горизонте осталась лишь последняя полоса золотисто - багряного света, и все вокруг погрузилось в сиренево - синие сумерки, а на вершине горы заметно похолодало.

Поежившись, я снова зарылась в родные теплые объятия мужа, с удовлетворенным вздохом прижавшись к его широкой груди, и тихо выдохнула:

- Я просто... Не могу легкомысленно относиться к тому, от чего, возможно, зависит наше будущее, родной. Ты ведь... Тоже почувствовал... Что-то потустороннее во время этого обряда...

Правда? Ты так на меня смотрел... Словно ничего больше вокруг не замечал.

Я затихла, не в силах подобрать названия тому, что расцвело в моем сердце прекрасными цветами, пока балийский священнослужитель благословлял нашу любовь, а Чонгук обнял меня крепче, положив подбородок мне на макушку, и с задумчивой улыбкой отозвался:

- Я всегда так на тебя смотрю, котенок. Потому что не могу насмотреться, сколько бы времени ни прошло. Но ты права. Весь этот красивый антураж... Благовония, цветы, закат... Это определенно было... просветляюще. Почти как тантра.

- Вот же ж... - услышав это, я закатила глаза, легонько стукнув его в плечо, и со смехом проворчала, - А тебе лишь бы вечно свести все к сексу!

Чонгук опустил голову, встречаясь со мной по-мальчишески озорным теплым взглядом с пляшущими в темной глубине бесовскими смешинками, и самым натуральным образом промурчал, игриво ткнувшись носом мне в щеку:

- А почему бы и нет, Бэмби?.. По моему глубочайшему убеждению, секс - это лучшее, что существует в этом мире, особенно с такой красавицей, как моя любимая жена... - его губы плавно перетекли с моей щеки в уголок губ, оставляя там лёгкий и почти целомудренный чмок, что шел вразрез с его томным многообещающим мурлыканием, и я тихо засмеялась, снова легонько шлепнув его по груди для острастки.

- Побойтесь Будды, ваше мурлычество, мы же в святом месте! Здесь нужно думать исключительно о высоком!

Чонгук тихонько фыркнул и зарылся пальцами в мои волосы, слегка оттягивая их и заставляя наклонить голову, а затем игриво куснул меня в шею, тем самым выражая все, что он думал и о святом месте в целом, и о Будде в частности, и томно мурлыкнул на ухо, дразняще прикусывая мочку:

- Уверен, милая, твой Будда не имеет ничего против... Он ведь тоже мужчина и наверняка солидарен со мной. Но, если хочешь, то... можешь смело думать о высоком, а именно о том, как высоко поднимется мой член, когда я тебя раздену, как только мы с тобой окажемся в нашей спальне... И кстати, ты мне кое-что должна, помнишь?.. И я твердо намерен забрать долг сегодня же ночью...

- Господи, Чонгук! - я уткнулась лбом ему в плечо и пару раз об него побилась, уже не в силах контролировать громкость сотрясающего мои плечи смеха и от его нахальных и крайне многообещающих угроз - как раз в духе порочного и абсолютно беспринципного капитана пиратов, для которого не существовало ничего святого, кроме его собственных прихотей и желаний, и от того, что его обновленная версия своим теплым дыханием щекотала мне шею, беспорядочно целуя куда придется и коварно посмеиваясь, и, поежившись от пробега целого табуна сбрендивших мурашек вдоль моей спины и невозможно приятных ощущений в пояснице, я повисла на шее у его пирацкого мурлычества и, глядя снизу вверх в искрящиеся лукавством тигриные глаза, заверила его, все ещё хихикая:

- Я помню, любимый, помню, честно. И даже не думаю увиливать от уплаты долга, так что знаешь... вовсе не обязательно опускаться до такого откровенного шантажа и неприкрытых угроз. Это так низко... Даже для такого отпетого бандита, как вы, капитан Чон.

Довольный услышанным просто донельзя, коварный мурлыка-капитан тем не менее перехватил меня поудобнее, собственнически притягивая ещё ближе и смыкая ладони в замок у меня на талии, чтоб даже мысли не допускала о побеге, и жарко выдохнул в самые губы:

- Этой ночью я опущусь ещё ниже, малышка... Намного... намного ниже... Опущусь перед тобой на колени... лишь бы только заслужить благосклонность моей госпожи...

Но, несмотря на весь этот тяжёлый бархат, опьяняющим дурманом пропитавший его и без того соблазнительный хриплый тембр, я снова засмеялась, не выдержав накала страстей, и уткнулась лбом ему в грудь, уже оттуда укоризненно проворчав:

- Великий Будда, ты это слышал? Нет, ты только посмотри на этого наглеца! И пяти минут не прошло после благословения на брак, а он уже претендует на брачную ночь!

- Я претендую на все твои ночи, любимая. И все они по праву принадлежат мне... - хрипло мурлыкнул "этот наглец" в мои улыбающиеся губы, приподнимая мое лицо к своему, а затем накрыл их своими, жарко целуя и больше не позволяя возражать, - ...так всегда было... И так всегда будет... Пока ветер... Над морем... Не стихнет...

Великий Будда, а ведь сейчас он говорил как самый настоящий благородный аристократ из прошлых эпох... Мой... Благородный аристократ.

Дежавю накрыло меня сильнейшей приливной волной, почти лишая дыхания, и я позволила его горячим губам запечатать эту клятву на моих, а затем счастливо рассмеялась, запрокидывая голову назад и подставляя шею под его мягкие поцелуи, и поймала отблеск самой первой зажегшейся в небе звезды. И это было так похоже на задорное подмигивание свыше, что я внезапно осознала, что, похоже, даже сам великий Будда был на стороне моего любимого бандита, и всем сердцем пожелала, чтобы все мои ночи всегда принадлежали лишь ему... Пока ветер над морем не стихнет...