1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
114
115
116
117
118
119
120
121
122
123
124
125
126
127
128
129
130
131
132
133
134
135
136
137
138
139
140
141
142
143
144
145
146
147
148
149
150
151
152
153
154
155
156
157
158
159
160
161
162
163
164
165
166
167
168
169
170
171
172
173
174
175
176
177
140

Я влетела в кабинет Чонгука, ничего не видя перед собой от все ещё клокотавшего во мне гнева, и даже не обратила внимания на вскочившую с места перепуганную секретаршу, пролепетавшую что-то о том, что она сию минуту доложит ему обо мне.

Но я была так зла на него, на Миюн, на весь мир, что если б меня заставили ждать ещё хотя бы полминуты, я бы просто выбила к чертям дверь его кабинета.

Услышав шум, он поднял голову от лежавших перед ним на столе бумаг, и, увидев меня, тепло улыбнулся, ещё не подозревая, что его сейчас ждёт.

От его ласковой улыбки моё сердце дрогнуло и сжалось, готовое в тот же миг растаять, как и всегда, но я не могла позволить себе подобной слабости, ведь чувствовала себя просто отвратительно из-за того, что Чонгук по-прежнему предпочитал держать меня в неведении и обо всех важных вещах, касавшихся его жизни, я узнавала от совершенно посторонних людей.

— Привет, малышка, ты почему здесь? Не смогла дождаться вечера? Соскучилась? — ласково проворковал он, с нежностью глядя на меня, а я застыла посреди кабинета, не зная, что сказать, и, заметив моё бледное лицо и стеклянный взгляд, брат нахмурился, поднимаясь из-за стола и подходя ко мне.

—Лиса, котенок, что с тобой? Господи, да на тебе лица нет… Скажи мне, что случилось? Не молчи, прошу тебя, — он мягко сжал мои плечи, с тревогой заглядывая в мои глаза, и я сломалась, не выдержав этого внимательного взгляда, в котором было столько любви и заботы, что перед ними меркла даже вся его бесконечная ложь, хоть я и была сыта ею по горло.

Сделав глубокий вдох для храбрости, я глухо произнесла, не сводя с него глаз:

— Чонгук, объясни мне немедленно, что происходит, иначе я просто сойду с ума.

Я хотела, чтоб мой голос звучал спокойно и уверенно, но со стороны он больше напоминал едва слышный дрожащий шепот.

— О чем ты говоришь? Малышка, что случилось? — его хватка на моих плечах стала крепче, а ласковые глаза опасно потемнели, словно он уже мысленно прикидывал, кому ему предстоит открутить голову за то, что довёл меня до такого состояния, даже не подозревая, что в этот раз этим человеком был он сам.

Я же продолжала просто стоять и смотреть на него, не в состоянии озвучить то, что произошло всего час назад в нашей гостиной, но, спустя бесконечно долгие две минуты глухо выдохнула:

— Кто она, Чонгук? Почему какая-то дрянь считает, что имеет право являться к нам домой и требовать с тобой встречи?

— О ком ты говоришь, родная? — тихим напряжённым голосом спросил он.

— О Пак Миюн. О твоей невесте, — шепнула я едва слышно, и, видя, как он резко изменился в лице, побледнев, поняла, что всё, что говорила в нашей гостиной эта стерва, — правда. А я снова узнала обо всем последней.

— Чёртова Миюн! — он глухо выругался себе под нос, уронив голову, и крепче сжал мои плечи, но я не позволила ему меня обнять, понимая, что не могу сейчас находиться к нему так близко.

— Что она тебе сказала? — глухим надтреснутым голосом спросил он.

Я устало прикрыла глаза и, не глядя на него, произнесла:

— Достаточно, чтобы снова пошатнуть моё доверие к тебе. Господи, Чонгук… Я так от этого устала…

— Лис, я… — он рвано выдохнул, притягивая меня ближе, но я уперлась руками ему в плечи, не давая этого сделать.

— Когда ты собирался рассказать мне? — прошептала я непослушными губами, подняв на него безжизненный взгляд.

— О чем? — хрипло выдохнул он.

— О твоей свадьбе, — прошелестела я, чувствуя, как даже от этих, произнесенных вслух, слов мне стало так неимоверно больно, словно мне в сердце вонзили десяток острых кинжалов.Ведь, хоть я и понимала, что никакой свадьбы не будет, но это могло бы быть правдой, если бы он не любил меня так же сильно, как и я его, несмотря ни на что.

Чонгук на миг прикрыл глаза, а затем глухо выдохнул:

— Я надеялся, что ты не узнаешь о ней, пока я все не улажу.

Но я покачала головой, горько усмехнувшись:

— И как долго ты собирался "улаживать" это? Что ещё ты скрываешь от меня? Неужели ты совсем мне не доверяешь? Господи… как же я устала от этих бесконечных тайн… Кажется, им никогда не будет конца.

Я уже хотела отстраниться, но он не позволил мне этого сделать и никуда не отпустил, крепче сжимая мои плечи и пытаясь поймать мой взгляд, но у меня больше не было сил смотреть на него.

— Что она хотела, Лис?

— Это уже неважно.

Он вздохнул так тяжело, словно ему приходилось иметь дело с маленьким капризным ребёнком, и тихо попросил:

— Милая, прошу, просто ответь мне.

Мой собственный вздох был не менее тяжким , но я понимала, что он теперь не отстанет, пока не добьется от меня всей правды . Пришлось говорить.

— Она явилась к нам домой и потребовала встречи с тобой, заявив, что вам нужно срочно обсудить детали помолвки. Ах да, и ещё она заявила, что не будет жить в нашем доме после свадьбы, так как её не устраивает его слишком мрачный интерьер! — бросила я, чувствуя, как в мой срывающийся голос начинают прокрадываться истерические нотки.

— Лисенок, послушай меня… — начал он, но я его перебила:

— Нет, это ты меня послушай! До каких пор это будет продолжаться, Чонгук? Сколько ещё твоих бывших решат, что имеют право вытворять подобное?!

— Она не моя бывшая, Лиса. Я с ней даже не знаком, — брат смерил меня тяжёлым непроницаемым взглядом, но я отмахнулась от него:

— Это ничего не меняет. Дело ведь вовсе не в этом, а в том, что ты снова оставил меня в неведении, решив все за меня!

Он какое-то время молчал, лишь его красивые тонкие пальцы все сильнее стискивали мои плечи, а затем мрачно произнёс :

— Ты так расстроилась из-за слов какой-то шлюхи, которая ничего для меня не значит?

Я чувствовала, что он и сам уже начинает закипать, но мне было слишком больно, чтоб просто так все оставить.

— Эта шлюха явилась к нам домой и заявила, что выйдет за тебя замуж! Что я должна была подумать?! Ни одна из твоих прежних подстилок не заходила так далеко, чтоб позволить себе такую вопиющую наглость! А эта Миюн вела себя в нашей гостиной, как у себя дома, словно уже стала хозяйкой в нашем доме ! Если бы ты не держал меня за идиотку и хоть немного посвящал в то, что происходит в твоей жизни, я бы так не реагировала, обнаружив в нашем доме неизвестную особу, уже считающую себя твоей женой и раздающую приказы нашему управляющему! Ты хоть представляешь, что я чувствовала, стоя там и выслушивая все это? Ты даже понятия не имеешь, как мне сейчас больно, Чонгук!

Меня уже всю трясло и в моем срывающемся голосе отчётливо слышались слезы, но я ничего не могла с собой поделать, я была слишком зла на брата и на эту дрянь, посмевшую явиться к нам домой и заявить на него свои права.

Я думала, что уже смирилась с тем, что тайны укрывали Чонгука плотным тёмным плащом, преследуя нас всю жизнь, но это было уже слишком даже для него.

Брат тяжело вздохнул и порывисто прижал меня к себе, без труда ломая моё сопротивление, и глухо выдохнул мне в волосы:

— Лис, родная, прости меня… Я прекрасно знаю, что ты сейчас чувствуешь и мне очень жаль, что ты обо всем этом узнала , да ещё и таким образом. Но ты же у меня умница...ты же понимаешь, что никакой помолвки ,а тем более свадьбы никогда не будет, правда? .. Прошу тебя, просто выслушай меня.

Его голос звучал глухо и надтреснуто, словно этот разговор тоже давался ему с огромным трудом, и в нем сквозило искреннее сожаление. Но я уже была сыта по горло его оправданиями и мне все ещё было очень больно и обидно из-за его недоверия, поэтому, выпутавшись из его рук, я упрямо произнесла, глядя куда угодно, лишь бы не встречаться с его глубокими тёплыми глазами, в которых плескалась безграничная нежность.

— Я всегда была готова тебя слушать, но ты предпочитал молчать. А теперь я не хочу ничего знать.

Над моей головой послышался тяжкий вздох, словно мой брат безмолвно умолял всех известных ему богов послать ему терпения, и следом раздался его приглушённый ласковый шепот:

— Моя упрямая маленькая девочка…

А в следующий момент меня буквально расплющило по его горячей груди, тепло которой я чувствовала даже сквозь рубашку, и все мои протесты были отклонены почти удушающими крепкими обьятиями старшего брата, в которых я буквально утонула, и я поняла, что он будет держать меня так до тех пор, пока я не успокоюсь и не прощу его. Снова.

— Такая же упрямая, как и ты! Похоже, это у нас семейное! — возмущённо фыркнула я, стукнув его в грудь, все ещё злясь на него и не имея других способов выразить свой протест, чувствуя себя беспомощной маленькой мышкой, пойманной большим сильным котом.

Но Чонгук лишь тихо рассмеялся, целуя меня в макушку, и успокаивающе погладил по спине:

— Скорее всего, так и есть. Но, родная, послушай меня… Послушай… Мне правда очень жаль… Ты же знаешь, меньше всего на свете я хотел бы причинить тебе боль.

Я вздохнула, сдаваясь, и наконец, обняла его в ответ, уткнувшись ему в грудь и обиженно проворчав:

— Неужели тебе так трудно доверять мне?

— Прости, котенок. Я признаю, что был неправ.

— Серьёзно? — я недоверчиво хмыкнула, немного отстраняясь, и удивлённо взглянула на него.

Он кивнул, с нежностью глядя на меня, и заправил выбившийся локон мне за ухо, с улыбкой поинтересовавшись:

— Почему это тебя так удивляет?

— Потому что, наверное, это первый раз, когда ты признал, что был неправ, —улыбнулась я, глядя на то, как его ответная улыбка тоже становится ярче, но этот разговор ещё не был окончен и я не могла не задать по-прежнему мучивший меня вопрос:

— Но все-таки, кто она?

Он глубоко вздохнул, словно был заранее готов к этому, и тихо произнёс:

— Эту девчонку отец выбрал мне в жены ещё весной, поставив ультиматум, на который я был вынужден согласиться.

— Какой ультиматум? — я нахмурилась, с тревогой вглядываясь в любимые глаза цвета растопленного горького шоколада, в которых всегда так безоглядно тонула.

— Насколько я знаю, она — наследница клана Двойной Дракон и я должен был дать согласие на брак с ней, чтоб отец позволил вашей с Тэхеном помолвке состояться. Это была цена, которую я согласился заплатить за нашу свободу.

Услышав это, я даже почти не удивилась, лишь тихо выдохнув:

— Господи… Неужели отец всегда воспринимал нас всего лишь как товар, который можно выгодно продать? Неужели для него абсолютно все в этом мире — сделка?

Чонгук тихо вздохнул и нежно погладил меня по волосам:

— Похоже на то, маленькая. Но все это уже не имеет значения. Мы улетаем через два дня и больше не будет никаких сделок, никаких фиктивных помолвок, фальшивых женихов и невест. Будем только мы двое, всегда, как ты и хотела.

Я улыбнулась и уткнулась ему в грудь, тихо шепнув:

— Ты даже не представляешь, как сильно я этого хочу, родной… Я уже просто не могу дождаться.

Он мягко улыбнулся, чуть отстранившись, и приподнял мой подбородок, поглаживая мою скулу большим пальцем, и, глядя прямо в глаза пронизывающим и до мурашек нежным взглядом, произнес:

— Скоро, любимая… Совсем скоро мы начнём новую жизнь, навсегда оставив этот мир позади.Ты веришь мне?

Я кивнула и, обняв моё лицо тёплыми бережными ладонями, он наклонился и мягко коснулся моих губ своими, заставив меня тихо вздохнуть и сжать его руки, подавшись ему навстречу и полностью растворившись в этом невыносимо нежном поцелуе.

Мы целовались долго, нежно и медленно, словно убеждая друг друга в том, что между нами снова все хорошо, и в этот момент меня не волновало даже то, что дверь в его кабинет не закрыта и кто угодно мог зайти и увидеть нас. Но до тех пор, пока я чувствовала горячие губы любимого на своих губах, все остальное не имело никакого значения.

Наконец, с неохотой отстранившись от меня, Чонгук прижался своим горячим лбом к моему и тихо шепнул, ласково улыбнувшись:

— Ты успокоилась, моя хорошая? Тебе уже лучше?

Я кивнула, чувствуя, как губы все ещё сладко покалывает, а голова слегка кружится, и погладила его предплечья, прикрыв глаза и впитывая в себя его тепло и спокойную уверенную силу, которой мне всегда так не хватало.

Он крепко обнял меня, практически вжимая в свое стройное горячее тело, и зарылся тонкими чуткими пальцами в волосы у меня на затылке, аккуратно перебирая распущенные пряди, тихо выдохнув:

— Умница. Всё будет хорошо, я обещаю тебе. А теперь езжай домой. Я скоро приеду. Дождись меня, хорошо?

Я кивнула и, оставив последний нежный поцелуй на моих губах, он меня отпустил, возвращаясь к работе, а я вышла в коридор, чувствуя, что дышать стало немного легче, но без его успокаивающего тепла, обволакивавшего меня с головы до ног и всегда укрывавшего от всех тревог и переживаний, мне снова стало неуютно.

Выйдя на улицу, я не спешила садиться в машину и просто стояла, подставив лицо теплому вечернему солнцу и наслаждаясь свежим летним ветерком, игравшим с моими волосами, когда внезапно в кармане джинс завибрировал телефон, и я слегка улыбнулась, решив, что это Чонгук забыл мне что-то сказать.

Но на экране высветился совсем другой номер. Номер, который я предпочла бы никогда больше не видеть, но, сама не зная почему, ответила на звонок, тихо выдохнув в трубку:

— Привет, Сохи.

© Luna Mar,
книга «Найтемніша мрія».
Коментарі