Было уже пять вечера, когда Чонгук, наконец, вернулся домой, как раз тогда, когда мы с Джином смотрели новую дораму, объедаясь попкорном, и глаза моего грозного телохранителя уже подозрительно блестели от обилия душераздирающих моментов на экране.

Но, стоило моему брату возникнуть на пороге дома, как Джин снова превратился в собранного и бесстрастного бодигарда, словно это и не он только что собирался лить слезы, оплакивая тяжёлую судьбу главных героев.

— Как поживаете? — усмехнулся Чонгук, проходя в гостиную, и, кивнув Джину, наклонился и поцеловал меня в щеку.— Вижу, вы устроили без меня киносеанс?

Я погладила его по руке, а Джин вскочил и поклонился.

— Присоединяйся, — милостиво разрешила я, но брат лишь усмехнулся, переводя взгляд на моего охранника, и, вмиг став серьёзным, тихо спросил:

— Всё спокойно, Джин?

Тот кивнул, заверив его:

— Да, господин. Все в полном порядке.

Я тихонько фыркнула и спрятала улыбку в попкорн. Мне до сих пор было так странно слышать, как Чонгука называют господином, и все его подчинённые едва ли не по струнке при нем ходят, в то время как я могла шипеть на него и пререкаться с ним, сколько моей душе угодно.

Но, видимо, такие вольности он разрешал только мне, позволив забыть, каким опасным он был на самом деле. А для всех остальных он был господином Чонгуком, правой рукой главы клана и его наследником, и никто не смел с ним шутить, тем более переходить ему дорогу.

— Можешь быть свободен, Джин, — кивнул ему он, и тот снова поклонился и, улыбнувшись мне, направился к двери.

— До завтра, Джини, — успела я бросить ему вслед, прежде чем он скрылся за дверью, тихо ответив:

— До завтра, Лиса.

От меня не укрылось то, как нахмурился Чонгук, и, едва за Джином закрылась дверь, я тихо рассмеялась, пихнув брата в плечо.

— Ты что, ревнуешь меня к нему? — поддела его я, улыбаясь, и запустила в него попкорном.

— Ничего подобного, — фыркнул он, и в него тут же полетел второй попкорн.

— Не верю, — усмехнулась я, намеренно его провоцируя, чтоб не был таким серьёзным и хоть дома выходил из своего ледяного образа господина Чонгука. Но, похоже, зря я затеяла эту игру…

Глаза брата опасно сузились, а затем он накинулся на меня с хищной ухмылкой и, отобрав попкорн, повалил на диван и принялся щекотать, от чего вскоре я уже задыхалась от беззвучного смеха и умоляла его отпустить меня.

— Будешь знать, как дразнить меня, — усмехаясь, приглушенно рыкнул он, поймав мои руки, которыми я безуспешно пыталась отпихнуть его, и, прижимая их к дивану над моей головой, навис надо мной, широко улыбаясь и тяжело дыша.

Я оказалась полностью обездвиженной, прижатой к дивану его сильным телом, ведь его бедра сжимали мои, а мои руки были закованы в крепкие тёплые тиски его пальцев, и я не могла пошевелиться, лишь завороженно глядя на него и на то, как он наклоняется все ниже, пока его губы не коснулись моих, мягко целуя, и он тихо шепнул в них:

— Привет, малышка…

Я тихо удовлетворенно вздохнула, отвечая на трепетную ласку его губ, жалея, что не могу зарыться пальцами в его тёмные волосы, но он, похоже, откровенно наслаждался тем, что я была полностью в его власти.

— Привет… — тихо шепнула я, когда Чонгук наконец отстранился, с мягкой улыбкой глядя на меня, но моих рук так и не выпустил, нежно поглаживая кожу на запястьях, и вовсе не спешил с меня слезать.

— Как прошёл день? — промурлыкал брат, потеревшись носом о мой нос и поцеловав в щеку.

— Скучно… — я вздохнула.

Он хмыкнул.

— А по вам и не скажешь. Когда я вернулся, вы были так увлечены просмотром, что не заметили бы, даже если б к нам в гостинную вломился Крис и все его головорезы. «До завтра, Джини» — передразнил меня брат тоненьким писклявым голоском, и я, не выдержав, снова засмеялась.

— Нет, ты все-таки ревнуешь, даже не думай отрицать! — я знала, что играю с огнём, нарываясь на неприятности в виде долгих, сладких, лишающих воли и дыхания поцелуев прямо на диване в гостиной, где нас могла увидеть прислуга, но Чонгуку, похоже, было все равно.

Он тихо вздохнул, прижавшись лбом к моему лбу, и, прикрыв глаза, смиренно выдохнул, словно признавая поражение.

— Конечно ревную, глупышка.И всегда буду ревновать. К Джину, к Тэхену, и ко всем, кто удостоится твоего взгляда и, тем более, улыбки. И ты не можешь меня в этом винить.

Услышав это, я счастливо зажмурилась, ведь это был просто еще один его способ признаться мне в любви.

— Но у тебя нет никаких поводов для ревности…

— Я знаю. Просто не люблю, когда ты улыбаешься кому-то, кроме меня.

— Собственник.

— Так и есть.

— Ну хоть к Намджуну не ревнуй, он не в моем вкусе, — мне так редко выпадала возможность его подразнить, что упустить её я просто не могла.

— Ты очаровала всех моих людей, малыш, — обречённо вздохнул брат, всем своим видом показывая, какая непосильная ноша выпала на его долю в виде любви ко мне.

— Я не могу ничего с этим поделать, — я беспечно пожала плечами и, воспользовавшись тем, что он немного ослабил бдительность, высвободила одну руку и нежно провела пальцем по его скуле, осторожно погладив уже почти исчезнувший синяк. Чонгук прикрыл глаза, наслаждаясь моей лаской, и тихо шепнул:

— Я знаю…

— Рада, что мы это выяснили, так что, может, ты уже с меня слезешь? — я выгнула бровь, но он довольно усмехнулся и покачал головой.

— Не-а, мне все нравится, — моё запястье снова оказалось пойманным его сильными пальцами и было самым возмутительным образом возвращено назад.

— Чонгук!- зашипела я.

— Что такое, малышка? Тебе неудобно? — заботливо поинтересовался этот до безобразия наглый и до неприличия довольный собой брюнет, но его глаза искрились смехом, ведь он прекрасно знал, о чем мы сейчас разговаривали. Вернее, пытались разговаривать. Вернее, пыталась я, а он просто держал меня и довольно улыбался, наслаждаясь моей беспомощностью.

А по поводу его вопроса… Ну, учитывая то, что он сидел на мне, прижимая мои ноги к дивану своими сильными бёдрами, обтянутыми до неприличия узкими джинсами, постоянно приковывавшими мой взгляд к неподобающим местам, а мои руки покоились в надёжной хватке его тёплых пальцев, державших мои запястья нежно, но так крепко, что я не могла ими даже пошевелить, а от его близости, тепла и запаха у меня уже начала кружиться голова, а тело реагировало самым откровенным и непристойным образом, я не могла однозначно ответить на этот, с виду невинный, вопрос.

Да, мне было неудобно, так как я безумно хотела притянуть его к себе и, зарывшись пальцами в тёмные шелковые волосы, утонуть в нежности его поцелуев, потеряв счёт времени...

Судя по тому, как вспыхнули и потемнели глаза Чонгука, стоило ему заметить, что я смотрю на его губы, он теперь думал о том же…

Но, как только он стал наклоняться ближе, с явным намерением воплотить все мои желания в жизнь, я заставила себя очнуться от гипнотической власти его глубоких тёмных глаз и прошипела:

— Отпусти меня сейчас же!

Брат лишь едва усмехнулся самым краешком мягких губ, ни на сантиметр не отклонившись от выбранной траектории, и спустя мгновение закрыл мне рот властным требовательным поцелуем, словно без слов говорившим:

«Не раньше, чем наиграюсь…»

Я протестующе пискнула в эти нахальные мягкие губы, но сопротивляться их настойчивой ласке не смогла.

Снова. Это было так нечестно.

Но когда он наконец отстранился, удовлетворённо улыбаясь откровенно мужской улыбкой, мои глаза уже мстительно сузились и метали молнии на этого самоуверенного нахала. Только пришёл, а уже принялся показывать, кто в доме хозяин!

— Чонгук …- слетело с моих губ, ещё помнивших вкус его требовательных поцелуев, подозрительно хрипло и почти беззвучно.

— Что, моя хорошая? — не переставая улыбаться, как кот, обьевшийся сметаны, самоуверенный принц клана Семи звёзд снова наклонился ко мне непозволительно близко и принялся не спеша водить приоткрытыми губами по моей шее, учащая моё, и без того сумасшедшее, сердцебиение и сбивая дыхание, и тихо шепнул:

— Я весь день тебя не видел… Позволь мне насладиться тобой…

Я вздохнула, сдаваясь и послушно выгибаясь в его руках и подставляя шею под его неторопливые нежные поцелуи.Разве я могла с ним спорить, когда он был так ласков и убедителен? Похоже, он все ещё боялся, что я сержусь на него, и опасался делать резкие движения.

— Я уже говорила тебе, что ты невыносим?.. — неслышно шепнула я, глубоко вдыхая аромат летней ночи, исходивший от его кожи и волос и дурманивший мой разум, вмиг лишая голову всех возражений, чего этот наглый брюнет и добивался.

— Много раз… — он тихонько хмыкнул и слегка прикусил мою шею, заставив приглушенный полустон сорваться с моих губ.

— Но… я скажу… это снова… Ты… Невыносим…

Я чувствовала его мягкую улыбку, когда он прижался губами к изгибу моего плеча в вырезе домашней футболки и так же тихо шепнул:

— А я уже говорил тебе и скажу снова… Ты по — прежнему любишь меня…

Чонгук провел тёплыми губами вверх по моему подбородку и, склонившись надо мной, шепнул мне прямо в губы в тот самый момент, когда с них слетели те же слова:

— Больше жизни…