Открыть покореженную дверь получилось далеко не с первой попытки, но я все же выбрался из машины, сразу попав под ледяные струи непрекращающегося дождя. Открыв дверь со стороны Лисы и осторожно подхватив её на руки, я крепко прижал её к себе, стараясь укрыть собой от косых струй безжалостного ночного ливня, который то затихал, то снова начинал лить с невероятной силой, и мне казалось, что сами небеса разверзлись и решили уничтожить этот проклятый мир за все его грехи и злодеяния в эту холодную штормовую ночь.
Крепко прижимая к себе хрупкое тело Лисы, я направился в сторону дороги, вглядываясь в ночной сумрак и стараясь укрыть любимую от дождя и холода, но это было бесполезно, ведь и моя одежда уже насквозь промокла.
Внезапно Лиса приглушённо застонала, и этот едва слышный жалобный звук отозвался режущей болью глубоко внутри моего сердца, и я прижался щекой к её волосам, крепче прижимая ее к себе, и глухо шепнул:
— Тише, моя маленькая… Потерпи… потерпи ...Ещё совсем немного… Все будет хорошо…
Она была такой лёгкой и хрупкой, что я почти не чувствовал её веса, но проклятый дождь заливал все вокруг, и непонятно было, где небо, а где земля и где мы находились. Я ускорил шаг, надеясь, что вскоре смогу выбраться на дорогу, и спустя, казалось, целую вечность мне послышался шорох шин по асфальту. Но ночная трасса была абсолютно пустой и мне не оставалось ничего, кроме как продолжать идти вперёд.
Но тут Лиса снова тихо вздохнула у меня на руках ,и я застыл от её слабого, едва слышного голоса.
— Чонгук?.. — позвала она, сжимая тонкими пальчиками мою насквозь мокрую рубашку, и я остановился, наклоняясь к ней, и шепнул:
— Я здесь, моя хорошая. Я с тобой.
— Чонгук, мне больно…
Мне показалось, что само время застыло от ее тихих жалобных слов, а моё сердце разбилось вдребезги на миллион острых ранящих осколков, заставляя меня самого истекать кровью так же, как моя девочка.
Ускорив шаг и прижав её к себе ещё крепче, я глухо шепнул:
— Я знаю, малышка… Знаю…потерпи ещё совсем немного, моя хорошая… Пожалуйста, я прошу тебя, потерпи…
Но она словно не слышала меня, из последних сил сжимая ледяными пальцами мои плечи, и её дыхание было рваным и совсем поверхностным, когда она снова выдохнула:
— Больно… Почему ...так больно?..
Я больше не мог этого слушать и на миг зажмурился, остановившись под деревом, чтоб хоть немного укрыть нас от дождя, хотя и моя одежда и одежда Лисы уже была насквозь мокрой.
— Прости меня, родная… Это я во всем виноват… — глухо шепнул я, приподнимая её лицо и нежно поглаживая по бледной щеке, с непередаваемым ужасом каким-то шестым чувством понимая, что уже не успею её спасти. Что уже слишком поздно.
Но Лиса подняла на меня огромные, широко распахнутые глаза и лишь мягко улыбнулась, протянув руку и коснувшись моей щеки дрожащими пальцами:
— Глупый… Ты… ни в чем не… виноват… Не… вини себя… Ты же… не мог знать… что все… так обернётся…
От её тихих слов сердце сжало ледяными тисками ,и я обнял её ещё крепче, прижавшись щекой к её волосам.
Даже сейчас она пыталась оправдать меня, ведь старший брат всегда был для неё героем.
Я судорожно вздохнул, ощутив, как по моим щекам потекли две горячие солёные дорожки, радуясь, что мои слезы можно было спрятать за дождём.
— Держись, любимая… Ты всегда была сильной. Прошу тебя, осталось продержаться совсем немного… скоро станет легче, обещаю, — взмолился я, отчаянно пытаясь удержать её здесь, со мной.
Но она едва заметно покачала головой, все понимая и чувствуя, так же, как и я.
— Не лги мне, Чонгук… Между нами и так всегда было слишком много лжи… — едва слышно прошептала она побелевшими губами, отчаянно хватаясь за мои плечи и прижимаясь ко мне в поисках тепла.
— Прости меня… — я уткнулся ей в шею, отчаянно пытаясь согреть её своим теплом, которого уже тоже почти не осталось, но все было бесполезно.
— Мне холодно... Так... Холодно... Чонгук, я....я не чувствую ног... — шепнула она, зарываясь тонкими пальчиками в мои волосы и из последних сил стараясь остаться со мной, но этих сил уже почти не было.
— Нет, нет, лисенок, прошу, не говори так… Держись, моя девочка… смотри на меня. Не смей закрывать глаза! — лихорадочно шептал я, прижимая её к себе и чувствуя, как её начинает бить крупная дрожь.
— Прости, любимый… Но… Я... Я больше… Не могу… Мне… Так холодно… Чонгук… — её дрожащий срывающийся голос был не громче дыхания.
— Лиса! … Лиса, не смей бросать меня, слышишь?! Я же... умру вместе с тобой… — я прижал ее к себе, содрогаясь от глухих рыданий, которые больше не мог сдерживать, и она обняла моё лицо ладонями, дыша поверхностно и неглубоко, и, глядя на меня уже стекленеющим взглядом, удивлённо прошептала:
— Ты… плачешь, родной?..
— Это дождь, малышка… Просто дождь… — шепнул я, чувствуя, как мои слезы смываются холодной водой, льющей с неба, но на смену им приходят новые, и я уже не мог их сдерживать.
Казалось, я не плакал целую вечность, с тех пор, как умерла мама, но теперь и Лиса покидала меня , а я ничего не мог сделать, так же, как и тогда, много лет назад.
— Лиса, любимая… Прошу, останься со мной… — умоляющие слова слетали с моих губ словно сами собой, но все они тонули в дожде и ничего не могли изменить.
— Не… плачь, родной… Я… люблю тебя… — едва слышно выдохнула она, а затем её тонкие пальцы соскользнули с моей щеки... и её рука безвольно упала.
Штормовую осеннюю ночь разрезал мой отчаянный крик , и я прижал её к себе, укачивая в своих руках, как маленькую, и умоляя открыть глаза, но она больше не отвечала, не слышала меня.
И не дышала.