Проснувшись незадолго до рассвета, я потянулась, как довольная кошка, ощущая невыносимо приятную ломоту во всем теле после долгого, жаркого и невыносимо чувственного секса с любимым, длившегося почти всю ночь, но затем заметила, что Чонгука нет рядом, и села на постели, подтягивая покрывало к груди и вглядываясь в предрассветный сумрак в поисках виновника моих сладких грёз.

Брат стоял у окна и выглядел хмурым и задумчивым и, вздохнув, я заставила себя выбраться из постели и, накинув халат, подошла к нему.

— Почему ты не спишь, родной? — я легонько провела пальцами по его спине, но он лишь неопределённо пожал плечами.

— Ты все ещё злишься? — виновато шепнула я, обняв его со спины, и прижалась к ней щекой, уткнувшись ему между лопаток и целуя напряжённые плечи, больше всего сейчас напоминая себе нашкодившего котёнка, пытающегося заслужить прощение у любимого хозяина.

— Я злюсь не на тебя, — тихо ответил он, и я немного расслабилась, сильнее прижавшись к нему и дрожа всем телом от предрассветной прохлады.Он тихо вздохнул, словно выходя из своих мыслей, и накрыл мои руки своими большими тёплыми ладонями, мягко поглаживая, — И вчера вечером я злился только на этого урода. Я не хотел пугать тебя. Прости, что накричал. Я просто очень за тебя испугался.

Я вздохнула, крепче обнимая его, и прижалась губами к его горячей обнажённой спине. Я понимала, что была виновата и вывела его из себя своим необдуманным поступком, но я не любила, когда он сердился, даже когда знала, что его гнев был направлен не на меня. Ещё больше я не любила, когда сама являлась тому причиной. И, хоть я и понимала, что он был так зол из-за ситуации, заложниками которой мы оказались, все равно переживала. Мне было невыносимо видеть его таким.

Чонгук сейчас был похож на раненого тигра, все ещё гордого и сильного, но получившего удар в спину от человека, от которого ожидал его меньше всего. И теперь ему необходимо было время, чтоб прийти в себя.

Мне было больно оттого, что я подвела его, что пошатнула его доверие ко мне, и я все ещё чувствовала себя безумно виноватой.

Он и так делал для меня слишком много. Заботился, оберегал, защищал перед отцом, выполнял все мои прихоти и капризы и любил самой бескорыстной и сильной любовью, ничего не требуя взамен, а я, вместо того, чтоб помогать ему и облегчать эту задачу, сама лезла на рожон, пытаясь доказать всем, что я уже взрослая и самостоятельная, хотя на самом деле все ещё была наивной маленькой девочкой, решившей поиграть во взрослые игры.

— Если подобное ещё хоть раз повторится, всех гонцов Криса присылай сразу ко мне. Хотя сомневаюсь, что их будет много, после того, что я сделаю с их господином. — мрачно процедил брат, глядя вдаль в предрассветный сумрак сада, раскинувшегося за его окном.

Я вздрогнула и сильнее прижалась к нему, шепнув:

— Что ты задумал?

Но он лишь успокаивающе погладил мои руки:

— Поверь, тебе не о чем волноваться. Я обо всем позабочусь. От тебя требуется лишь полное доверие.

— Я верю тебе, но я безумно за тебя переживаю, — призналась я, закрыв глаза и прижавшись щекой к его широкой сильной спине, всегда бывшей моим щитом, где под гладкой бархатной кожей сильно и уверенно билось самое драгоценное, любимое сердце.

Он весь был такой родной и такой… мой, что чувства переполняли меня и лились через край.

Чонгук тихо улыбнулся, повернув голову и слегка склонив её к плечу, и стал гладить мои руки, обвившиеся вокруг него, проводя по ним мягкими подушечками тёплых пальцев. Его тихий вкрадчивый шёпот был таким же тёплым и успокаивающим и больше походил на мурчание, призванное усыпить мою бдительность.

— Не стоит, малыш. Позволь мне защитить тебя.

Я вздохнула, понимая, что не смогу его переубедить, ведь он был таким же упрямым, как и я, вернее, намного упрямее, и если он что-то задумал, то ни перед чем не остановится, чтоб выполнить это.

— А кто защитит тебя? — тихо спросила я, скользя невесомыми поцелуями по тёплой бархатной коже у него между лопаток.

— Я сам могу позаботиться о себе, Лиса. Я думал, ты это знаешь.

— Я знаю, но… Как ты можешь быть таким спокойным?

Чонгук тихонько фыркнул, услышав мой вопрос:

— Просто в отличие от некоторых упрямых безрассудных девчонок, я знаю, как решать проблемы.

— Эй! — я в отместку легонько провела ногтями по его восхитительно твёрдому прессу, и брат тихонько рассмеялся, поймав мои руки в плен своих широких горячих ладоней, и приказал:

— Тише, котенок, не царапайся. С этого момента все вопросы буду решать я сам, поэтому просто будь послушной девочкой и не мешай мне.

Я затихла, когда его ладони накрыли мои руки, мягко сжимая и переплетая наши пальцы, и он тихо устало вздохнул. Мой шёпот был не громче шелеста листвы за приоткрытыми окнами:

— Прости меня, пожалуйста… Я знаю, что очень тебя разочаровала… Но я обещаю, что такого больше не повторится.

Чонгук тихо хмыкнул и усмехнулся:

— Не сомневаюсь. Думаю, этой ночью я предельно ясно объяснил тебе, что тебя ждёт, если ты ещё хоть раз ослушаешься меня. Эта спальня станет твоим домом до самого отлёта в Японию, и ты больше никуда не выйдешь без моего разрешения и сопровождения, поняла, малыш?

— Чонгук … Ты… Ты этого не сделаешь… — неуверенно произнесла я, приходя в ужас от подобной перспективы.

Он наконец обернулся ко мне, вскинув бровь:

— Хочешь проверить?

Но, увидев моё потрясенное лицо, брат мягко рассмеялся и прижался своим лбом к моему, обнимая за талию и притягивая ближе.

— Не волнуйся и не смотри на меня так испуганно. Это крайние меры, на случай, если другие методы убеждения не подействуют на мою маленькую бунтарку.

— Какие другие методы? — прошептала я непослушными губами, когда он наклонился ещё ближе и, обняв моё лицо тёплыми ладонями, выдохнул мне в губы, прежде чем мягко прижаться к ним своими.

— Эти…

Нежный и неторопливый поцелуй затягивался, становясь глубже и чувственней с каждой секундой, и я уже не могла вспомнить, почему так хотела ему возражать совсем недавно. Целовался Чонгук так, что у меня каждый раз слабели ноги, отказываясь меня держать, и все, чего мне хотелось -- это чтоб он больше никогда не выпускал меня из объятий.

— Вижу, ты уже не хочешь со мной спорить, котенок… Надеюсь, мы больше не будем возвращаться к этому разговору, — довольно улыбнулся он, наконец оторвавшись от меня, и потерся носом о мой нос, нежно поглаживая мои скулы кончиками пальцев.

Я удовлетворённо вздохнула, повиснув у него на шее, и улыбнулась, когда он обнял меня за талию и прижал к себе, проводя вдоль спины горячими раскрытыми ладонями и заставляя волны взволнованных мурашек разбегаться во все стороны из- под его чутких пальцев.

— Знаешь, а эта идея уже не кажется мне такой уж плохой, - тихо шепнула я.

Он удивлённо вздохнул:

— Серьёзно?

— По крайней мере, здесь до меня не доберётся не только Крис, но и Сохи, которая на днях звонила. Она снова хочет позвать меня на шопинг, и, признаться честно, я уже не уверена, кто из них страшнее.Не думаю, что Джин переживёт второй поход по магазинам.

Чонгук приглушенно рассмеялся, проводя вдоль моего позвоночника тёплыми пальцами и рисуя на моей спине неторопливые узоры.

— Значит, ты даёшь мне свое разрешение оставить тебя здесь для меня одного?

Я вскинула бровь, игриво улыбнувшись:

— А тебе бы этого хотелось?

Брат наклонился к моему лицу, близко — близко к губам, и жарко шепнул в них:

— Ты даже не представляешь, как сильно…

Его широкие горячие ладони проникли под мой халат, полностью распахивая его и стягивая с моих плеч, и ласковые губы заставили меня снова забыть обо всем, пока не взошло солнце…

***

Но дверь спальни на утро и правда оказалась заперта. Проснувшись и приняв душ, я уже собиралась идти к себе, но не тут — то было. Я пару раз подергала ручку, не веря своим глазам, но ничего не изменилось. Значит, Чонгук не шутил, когда угрожал, что закроет меня здесь и вполне серьёзно воспринял моё согласие?!

Но теперь это уже было совсем не смешно. Что он о себе возомнил?!

Ну держись, дорогой, будь ты хоть кронпринцем всея Кореи, от моего гнева тебя ничто не спасёт!

От злости пнув дверь ногой, я треснула по ней кулаком и из-за двери послышался приглушенный бас Джина.

— Госпожа, вам что-нибудь нужно?

Услышав знакомый голос, я бросилась к двери и воскликнула:

— Да, нужно! Джин, немедленно выпусти меня отсюда! Иначе я тебя уволю!

За дверью раздалось деликатное покашливание, больше похожее на замаскированный в кулаке смех в ответ на мою детскую угрозу, и Джин виновато произнес:

— Простите, госпожа, но мой босс — ваш брат, и только он может мне приказывать.И его распоряжения на сегодня были крайне чёткими. Вы не выйдете из этой комнаты до вечера, пока он не вернётся и не выпустит вас.

От услышанного у меня потемнело перед глазами от ярости, а руки сжались в кулаки, и я со всей силы грохнула ими в дубовую дверь.

— Да как он посмел?! Джин, открой эту чёртову дверь немедленно, ты слышал меня?!

Но ответом мне послужила лишь гробовая тишина. Видимо, его мафиозное высочество предупредил Джина о моей реакции, и тот был готов к тому, что я буду рвать и метать, поэтому ни мои угрозы, ни последовавшие за ними мольбы его не тронули. Он оставался все таким же безукоризненно вежливым и невозмутимым, как и та дверь, за которой он стоял. И его так же нельзя было сдвинуть с места.

— Джин, ну пожалуйста, я же не могу сидеть здесь целый день… Я обещаю, что не покину пределы дома, можешь ходить за мной даже в туалет, но выпусти меня, прошу, — жалобно протянула я, уже смирившись с тем, что сидеть мне тут и в самом деле придётся до вечера.

— Простите, госпожа, но я не имею права нарушать приказ, — виновато произнесла дверь глубоким голосом моего преданного телохранителя. Но преданного не мне, а одному высокомерному тирану, которого я, к несчастью, любила больше жизни.

— Джин… — потрясенно прошептала я, обиженная до глубины души подобным бессердечием. Уж от кого — от кого, но от него я не ожидала такого предательства. А я ещё защищала его вчера перед Чонгуком… Но все же его люди были в первую очередь верны ему, и прекрасно вышколены и обучены.

Это я допустила ошибку, когда

решила, что раз мой телохранитель вежлив и улыбчив, то я смогу с ним играть. Но, признаюсь, это было вполне ожидаемо и честно с его стороны, ведь он тоже не ожидал от меня вчерашней подлости, когда я улизнула от него, воспользовавшись его доверием. Так что, можно сказать, что мы теперь были квиты.

Мне просто в очередной раз напомнили, что я была маленькой и слабой девушкой под защитой взрослых, сильных и хорошо обученных мужчин, и если первый раз мне удалось обвести их вокруг пальца, а, скорее всего, мне просто очень повезло, то теперь мне ясно дали понять, что во второй раз этот номер не пройдёт.

Но все-таки это был уже перебор. Ну Чонгук… Ты у меня получишь…

За дверью снова раздался деликатный кашель и извиняющийся низкий баритон:

— Простите, госпожа. Но я не имею права нарушать приказ господина Чонгука. Если вам что-то понадобится, говорите, я все принесу. Если проголодаетесь, вам принесут еду, а если заскучаете, можем поговорить, но пожалуйста, не просите выпустить вас.

Я молча отошла от двери, строя самые изощренные и коварные планы мести этому самому господину Чонгуку, включавшие в себя полный отказ от доступа к телу его пленницы на неопределённый срок и прочие невыполнимые угрозы, но факт оставался фактом — он просто запер меня в своей спальне, ничего не объяснив. Стоило мне об этом подумать, как мой гневный взгляд упал на прикроватную тумбочку, на которой лежало очередное послание от брата, которое я сразу не заметила.

Вздохнув, я все же взяла его в руки и села на кровать, хотя первым моим желанием было порвать тонкую бумагу на мелкие кусочки, не желая знать, чем он мог оправдать свой поступок. Но все же любопытство пересилило уязвленную гордость, и я принялась читать.

«Доброе утро, спящая красавица. Я знаю, что ты, скорее всего, уже попыталась взять дверь штурмом и безумно на меня злишься сейчас, когда читаешь это, но поверь, все, что я делаю — исключительно в целях твоей безопасности. Прости, что уехал, ничего не сказав, но я не хотел тебя будить, ты же знаешь. Но за то, что закрыл в спальне, извиняться не буду. Так надо, малышка, прошу, побудь послушной девочкой хоть раз и не злись слишком сильно. Я сказал Джину, чтоб принёс тебе завтрак, когда ты проснёшься. Обед и ужин тоже принесёт он, но даже не пытайся прошмыгнуть мимо него. Я разрешил ему применить силу, если моя пленница надумает сбежать. Если что-то понадобится, зови его, так как я знаю, что мне ты звонить не станешь из-за задетой гордости. Я вернусь вечером и мы поговорим, вернее, ты сможешь вдоволь на меня покричать. Знаю, что ты будешь очень сердиться и обижаться на старшего брата — деспота, но это вынужденные меры. Надеюсь, вечером мне удастся заслужить твою улыбку и прощение. Люблю тебя, мой упрямый котенок.

P. S. Не вздумай сбежать через окно, под ним дежурит Намджун, а территорию вокруг дома патрулируют его люди.»

Дочитав до конца длинное послание, написанное уверенным и красивым почерком брата, я не знала, чего мне хотелось больше: порвать его на мелкие кусочки, а затем разнести всю комнату к чертям или прижать белую бумагу к губам и затем положить это письмо к другим таким же дорогим сердцу письмам, буквально дышавшим заботой, любовью и тревогой за меня.

Но я выбрала третий вариант, тихо рассмеявшись и покачав головой.

Всё же Чонгук был первоклассным стратегом, именно поэтому он и оказывался всегда на два шага впереди меня.

Он предусмотрел абсолютно все.

И когда мой взгляд упал на кресло, стоявшее возле окна, на котором лежала моя одежда, я снова в этом убедилась.

В принципе, раз мне не светило отсюда выйти до вечера, то я могла ходить и в шёлковом халате, который давно уже висел в его шкафу, ведь я уже практически перебралась в его спальню и к себе заходила только за тем, чтоб принять душ и переодеться. Но Чонгук позаботился даже об этом. На кресле лежала моя одежда, в которой я была вчера, а также спортивные домашние штаны и футболка, на случай, если я не захочу щеголять в тонком шёлке, едва прикрывавшем колени, перед Джином, а поверх неё — тот самый комплект белья цвета шампанского, который так понравился Чонгуку в прошлый раз. От одной мысли о том, что он рылся в моем белье, мне почему-то стало жарко, хотя такая реакция была довольно странной, учитывая то, что почти все моё белье он и так уже видел на мне и не раз его с меня снимал, а иногда даже разрывал тонкий шёлк и кружево в порыве страсти, на следующий же день покупая мне пару новых комплектов взамен. И большинство из них были куплены именно Чонгуком.

Неудержимая улыбка расползалась по моим губам от одной мысли о том, что отьявленный хулиган и опасный гангстер, байкер и гроза сеульских преступных группировок прекрасно разбирался в женском белье, и я начинала подозревать, что делал это лучше меня самой.

Присмотревшись, я поняла, что рядом лежит ещё одна записка.

Мои глаза расширились, а затем мстительно прищурились, пока я обдумывала коварный план мести любимому старшему брату, стоило мне пробежать взглядом по крупным буквам.

«Я не знал, что ты выберешь, поэтому принёс то, что хочу видеть на тебе вечером. Надень это и можешь накинуть сверху одну из моих рубашек, которые ты так любишь. Хотя, можешь остаться только в рубашке или только в белье, ведь, в любом случае, когда я вернусь, одежда тебе не понадобится, любимая»

От подобной наглости все благодушное настроение, вызванное его предыдущей запиской, как ветром сдуло, а рычащая тигрица снова подняла голову.

Ах так? Этому самоуверенному хулигану ещё хватило наглости шутить?! Даже не надейся, что тебя встретит ласковая послушная кошечка, дорогой!

На мгновение в голове мелькнула мысль встретить его вообще без одежды, чтоб он потерял дар речи и не смог ничем оправдать моё заточение.

Но, в таком случае, все разговоры пришлось бы вообще отложить до утра, так как на такую откровенную провокацию Чонгук не смог бы не среагировать.

Черт побери! Он в буквальном смысле перекрыл все выходы, запечатав все лазейки, предусмотрев абсолютно все и повернув все так, что он в любом случае оставался в выигрыше. Это в очередной раз показывало, как хорошо он меня знал и заранее предугадывал все, что я могла сделать.

Я могла шипеть и царапаться сколько угодно, но мы оба знали, что в итоге я буду мурчать в его руках, стоит только ему обнять меня и шепнуть на ушко, как сильно он меня любит.

Но что могло случиться? Почему он ничего не сказал мне вчера? Или какая-то непредвиденная ситуация возникла уже сегодня и он не мог меня предупредить?

Постепенно тревога за него перекрыла мой гнев, и я подошла к двери, тихонько позвав:

— Джин?

Из коридора немедленно отозвались.

— Я здесь, госпожа, вам что-нибудь нужно? Принести завтрак?

— Завтрак подождёт, лучше скажи мне, ты не знаешь, где мой брат? Почему он уехал так рано? Куда собирался?

По ту сторону двери на мгновение стало тихо, словно мой бодигард раздумывал, что он может мне открыть, но потом он все же ответил:

— Простите, госпожа, но господин не посвящает меня в свои планы.

Что ж, вполне ожидаемо.Ничего другого я и не надеялась услышать.

Но, к моему удивлению, Джин добавил спустя мгновение:

— Единственное, что могу сказать, он просил меня передать господину Юнги, чтоб тот прислал ещё людей для вашей охраны.

От услышанного я просто потеряла дар речи. Ещё людей?.. О Господи, лучше бы я не спрашивала. Теперь моя тревога поднялась на запредельно высокий уровень, ведь судя по всему, Чонгук готовился к Армагеддону.

А я даже не могла позвонить Тэхену, чтоб выяснить, что происходит, и пожаловаться на старшего брата — тирана, закрывшего меня в спальне, ведь мой телефон этот самый тиран вчера разбил, а свой забрал с собой и никаких других средств связи поблизости не наблюдалось. Ещё оставался вариант попросить телефон у Джина, но Чонгуку я звонить не хотела, и не столько из-за уязвленной гордости, а потому, что, скорее всего, он снова был занят чем-то сверхважным и секретным, и я не хотела ему мешать. А звонить Тэхену с телефона моего телохранителя… Это выглядело бы довольно странно.

Невеста, звонящая жениху и жалующаяся ему на то, что брат закрыл её в спальне, перед этим разбив её телефон, и окружив кордонами охраны, которой позавидовал бы сам президент? . Сразу бы возник логичный вопрос, а зачем тогда ей жених?

Ведь старший брат и был для неё всем. Он дрался за нее, сводил с ума в постели , был всем и сразу: спасением и утопией, опорой и шатким мостом, болью и наслаждением… Именно он оберегал, защищал от всего и всех, успокаивал, целовал и ласкал, унимая все тревоги и страхи тихим шепотом и крепкими объятиями и именно в его руках я засыпала каждую ночь.

Он был тем, кто меня берег.

От всего мира, и даже от меня самой, если потребуется. И, как показал вчерашний вечер, он был абсолютно прав, когда предвидел и эту возможность, ведь, как оказалось, ему и в самом деле приходилось защищать меня даже от меня самой и тех бредовых идей, что не часто, но все же приходили мне в голову.

Но это не меняло того факта, что я была безумно зла на него. Я дулась весь день и не удостоила вниманием Джина, принесшего мне обед, гордо отвернувшись и глядя в окно, под которым, если верить Чонгуку, неотступно находился Намджун, но все же краем глаза заметила, что в коридоре у двери стоял ещё один незнакомый мне охранник в строгом чёрном костюме.

Чонгук , ты что, спятил?

Зачем так много охраны?

Но похоже, я действительно очень его напугала и разозлила вчера, раз он пошёл на такие меры. Я боялась даже подумать, сколько людей в чёрном заполонили наш дом, и сколько ещё было снаружи.

Наверное, теперь наш особняк больше напоминал Пентагон, и мне это совсем не нравилось.

Но теперь было совершенно ясно, что тут никто не собирался считаться с моим мнением после выходки своенравной госпожи, и вся власть снова была у Чонгука, а я была лишь капризной младшей сестрой господина, из-за которой он, судя по всему, поднял на ноги весь спецотряд лучших людей Юнги.

Мне хотелось смеяться и кричать одновременно, ведь я правда очень ценила то, что он для меня делал, что пошёл на такие меры, чтоб защитить меня. Но я все равно злилась, ведь прошлым вечером я пообещала ему, что такого больше не повторится, что я не сбегу от него, ведь мне и самой было страшно и безумно больно видеть его таким, как вчера.

Но, видимо, он решил, что моим словам больше нельзя верить, показав тем самым, что теперь сомневается во мне и в моем благоразумии.

Признаться, это было очень обидно, хоть я и понимала, что после вчерашнего он имел все права так думать.

Глупая безрассудная Лиса.

Ты сама во всём виновата.

Снова.

За моей спиной послышался тихий тяжёлый вздох, когда дверь открылась во второй раз, и на пороге застыл Джин с подносом в руках.

Картина была настолько умилительной, что я не выдержала и рассмеялась. Грозный телохранитель с пистолетом за поясом в роли моей горничной и вкупе с до безумия виноватым и скорбным выражением лица. Картина складывалась просто до невозможности милая.

— Госпожа, вы все ещё сердитесь? — тихо спросил он. Я вздохнула, покачав головой.

— Нет, Джини. Тем более, мне не за что на тебя сердиться, ведь ты просто выполняешь приказы моего брата. И я понимаю, что очень крупно подставила тебя вчера. Прости, пожалуйста.

Услышав мои слова, Джин широко улыбнулся и, поставив поднос с ужином на журнальный столик, подошёл ко мне и поклонился.

— Вам не за что просить прощения, госпожа. Это я виноват, что не смог вовремя распознать ваши намерения и предотвратить их. Я очень переживал за вас и никогда не простил бы себе, если б с вами что-то случилось.

Я улыбнулась, чувствуя, как тепло стало на сердце, и протянула ему руки, которые он несмело сжал своими большими тёплыми ладонями.

— Спасибо, Джин. Ты настоящий друг.

— Для меня честь считаться вашим другом, госпожа, — он смущённо улыбнулся и опустил глаза в пол, словно лишь теперь спохватившись, что сказал лишнего.

Но я не собиралась брать свои слова назад или считать его искренность чем-то неприемлемым.

— Чонгук очень на вас злился? — задала я давно мучивший меня вопрос.

Джин усмехнулся, покачав головой.

— Нет, госпожа, он злился на того, кто прислал вам этот конверт. Нам с Намджуном он лишь приказал быть ещё более бдительными и внимательными и этим утром прислал ещё больше людей для вашей охраны.

— Сколько их?

Джин на мгновение запнулся, словно не знал, может ли мне об этом говорить, но затем все же признался:

— Пять на первом этаже и пять на втором. И ещё десять снаружи рассредоточены по периметру.

— Что?!

У меня аж глаза на лоб полезли от таких цифр и количества охраны на одну несчастную меня.

Нет, я конечно, знала, что Чонгук был склонен впадать в крайности, но не до такой же степени…

Джин нахмурился, увидев моё потрясенное и наверняка побледневшее лицо и, уже будучи знакомым с привычкой госпожи отключаться из-за слишком сильных потрясений, шагнул ко мне, готовый поймать в любой момент, если я вдруг решу грохнуться в обморок. Но ему не стоило об этом беспокоиться, ведь я просто в очередной раз недооценила своего брата.

— Госпожа, с вами все хорошо? — взволнованно спросил он, заглядывая мне в глаза, и я кивнула.

— Всё хорошо, Джини. Но… Двадцать человек?..

Он лишь улыбнулся:

— Видимо, ваш брат очень сильно вас любит и заботится о вас, госпожа.

Я вздрогнула и отвела глаза. Если бы ты только знал, как ты прав, Джин..